logo
Литература для студентов / История России от Рюрика до Путина

Советское общество

Жизнь тех 170 млн советских людей, кто не сидел в лагерях и не был в ссылках, подчинялась принципам тоталитаризма: общество было жестко иерархизировано, идеологизировано, а жизнь в нем регламентирована довольно суровыми законами. С самого детства человек был обязан состоять в идеологических организациях, построенных на принципах марксизма. С ранних лет советский человек оказывался включен в пионерскую организацию (при обязательном посещении неполной средней школы), позже его принимали в комсомол, затем он мог вступить в партию (хотя это было не просто). Труд был обязательным для всех, и, работая, человек становился членом профсоюза, включался в ряды разных оборонных обществ, платил взносы, сидел на множестве идеологических собраний и лекций, которые устраивали, как правило, после работы.

В 1940 г. был принят исключительно жестокий закон, превращавший рабочего и служащего в полностью зависимого от администрации человека, мало чем отличавшегося от привязанного к колхозу колхозника. Достигалось это с помощью трудовой книжки. Без разрешения начальства, которое эту книжку держало в отделе кадров, человек не мог уйти с данного предприятия и устроиться на работу в другом месте. При переезде предприятия в другой город рабочие были обязаны (!) следовать за ним. Несколько опозданий и один прогул приводили людей на скамью подсудимых. Для творческой интеллигенции были созданы так называемые «творческие союзы», во главе которых стояли «верные ленинцы». Театры стали только государственными и подконтрольными партийным органам.

Без введенного в 1932 г. паспорта и без прописки прожить где‑либо больше месяца человек не мог. Все жители страны находились под контролем милиции, домоуправлений, добровольных доносчиков – соседей. Все сферы общественной и личной жизни пронизывала система НКВД, причем сотрудничество с «органами» рассматривалось не как право, а как обязанность советского человека. В общественных местах висели лозунги «Каждый гражданин СССР – сотрудник НКВД!», что было, конечно, большим преувеличением. В системе ГУЛАГа сексотов было не более 20% от общего числа заключенных, соответственно «на воле» – значительно меньше. Однако это не означало, что человек мог «распускать язык» даже в кругу близких товарищей или соседей. В любой момент на него могли донести «куда следует» – или, как тогда говорили, «настучать».

Верхушкой общества была так называемая «номенклатура» – ответственные партийные, советские, комсомольские, профсоюзные и хозяйственные работники (все исключительно члены партии), а также – выборочно – деятели культуры и науки. Специализация труда в среде номенклатуры мало что значила. В любой момент работника могли перебросить на любую должность. Принадлежность к номенклатуре закреплялась системой чинопроизводства и привилегий. Если человек «сохранял чистоту» по политическим критериям и не совершал уголовно наказуемых поступков, он оставался в номенклатурном ряду на всю жизнь, независимо от его личных способностей и успехов в работе. При неудаче на одной работе номенклатурщика «перебрасывали» на новое место – вплоть до директора овощебазы или бани. Но уже никогда он не вставал к станку и не гнул спину в поле. Номенклатура жила по своим законам и в особых, привилегированных условиях, которые со временем сформировались в довольно комфортную систему обеспечения основных (без излишеств) потребностей.

Жизнь человека номенклатуры была подвержена тем же страхам, что и жизнь простого человека. В некотором смысле эта жизнь «под хозяином» оказывалась даже страшнее. Всегда нужно было быть начеку, вовремя улавливать изменения «генеральной линии», вести себя так, чтобы не стать «крайним» при разборе производственных неудач, не оказаться жертвой доносов, не подпасть под репрессии (фактически за время правления Сталина состав номенклатуры почти полностью обновился в результате репрессий старых кадров). Можно было просто чем‑то не угодить «хозяину», подверженному, как и многие тираны, перепадам настроения и беспочвенным подозрениям.

В 1930‑е гг. в жизнь вступило поколение, родившееся уже при советской власти, воспитанное в духе «победителей». Наука, техника, образцы которой становились все совершенней, казались молодому поколению чудесной палочкой, с помощью которой можно преобразовать мир и природу. Большевики видели в развитии промышленности и техники залог безопасности страны и не жалели на это денег. Бурно развивалось машиностроение, в том числе оборонное. Достижения советских летчиков‑испытателей, с триумфом летавших на дальние расстояния, свидетельствовали об успехах отечественного самолетостроения, авиации, на которую буквально молились миллионы молодых людей, мечтая стать такими же орлами, как В. П. Чкалов или В. К. Коккинаки.

Меньше знали люди изобретателей первых советских ракет, но теория космических полетов калужского учителя К. Э. Циолковского уже не казалась невероятной фантастикой. Люди следили за героической эпопеей спасения летчиками экипажа и пассажиров парохода «Челюскин», затертого среди льдов Северного Ледовитого океана. Летчики А. В. Ляпидевский, М. В. Водопьянов и др. (всего 7 человек) совершили настоящий подвиг, сажая свои огромные машины с ювелирной точностью на небольшие льдины возле лагеря челюскинцев и вывозя с них терпящих бедствие людей. Летчики стали первыми Героями Советского Союза. Их слава не уступала славе артистов, первых полярников во главе с И. Д. Папаниным, совершивших дрейф на станции «Северный полюс‑1».

Учиться, «грызть гранит наук», особенно в прикладной сфере, становилось модным, престижным, овладение знаниями стало важным этапом формирования личности нового, советского человека. Наступил подлинный расцвет среднего и высшего технического образования, которое получали выходцы из рабочих и, в меньшей степени, из крестьян. И хотя это образование во многом уступало по качеству дореволюционному техническому образованию, но зато превосходило его числом выпускников, быстротой и дешевизной их подготовки. Сбылись слова Бухарина, обещавшего в 1920‑е гг. готовить интеллигентов сериями, как на станке. Это уже была другая интеллигенция, совсем непохожая на дореволюционную. В большинстве своем эти замечательные люди были узкими специалистами, увлеченными своим делом и замкнутыми в сферах своей работы. Они не знали иностранных языков, мало видели мир, были далеки от искусства и литературы, оставались верны идеям марксизма‑ленинизма, знакомясь с другими идеями только в виде зубодробительной критики по разрешенным книгам «классиков». Прилежно, без споров и сомнений они усваивали «Краткий курс истории ВКП(б)» и искренне думали, что это и есть история их страны.

Как и технические интеллигенты 1920‑х гг., люди нового поколения были убеждены, что власть, какой бы жестокой она ни казалась, без их навыков, талантов не обойдется. Так это и было, но только власть представляла эти отношения иначе. Волна «Большого террора» позволила провести невиданную ранее акцию – насильственную концентрацию в тюрьмах‑институтах («шарашках») тысяч ученых и инженеров, репрессированных по заведомо ложным политическим обвинениям. Лишенные свободы, зарплаты, семей, заклейменные для всех окружающих как «враги народа», они продолжали трудиться в своих областях под надзором НКВД. В конце 1930‑х гг. не было ни одной значимой для техники и обороны сферы, главные разработчики которой не находились за колючей проволокой. С. П. Королев, А. Н. Туполев, арестованные еще до войны, занимались своими разработками в «шарашках».