1830‑1831 – Восстание в Польше

Сильным ударом по престижу Николая I стало восстание в Варшаве в ноябре 1830 г. Царь был особенно оскорблен «неблагодарностью» поляков, которые имели больше привилегий, чем другие его подданные, но тем не менее «посмели» на сейме 13 января 1831 г. официально лишить Николая I польского престола. Между тем восстание началось как прямое следствие нарушений конституции 1815 г., дарованной полякам Александром I. Посланный в Польшу фельдмаршал И. И. Дибич не справился с подавлением мятежа. Его заменили более решительным фельдмаршалом И. Ф. Паскевичем, ранее воевавшим на Кавказе. Кровопролитные сражения под Гроховым и при Остроленке завершились победой русских войск, и в августе Паскевич взял Варшаву. Война вскоре закончилась, многие поляки бежали на Запад, военные суды приговаривали тысячи мятежников к казням и ссылкам в Сибирь.

Польское восстание стало подлинной трагедией для старшего брата Николая, цесаревича Константина Павловича. Он больше других братьев напоминал императора Павла I как внешностью, так и вспыльчивым характером. Недаром Константина Павловича называли «деспотическим вихрем».

Константин, назначенный после войн с Наполеоном командовать польской армией, давно поселился в Варшаве. Здесь у него завязался роман с графиней Иоанной Грудзинской, которую Константин страстно полюбил. После развода с женой Анной Федоровной (они жили раздельно более 20 лет) он женился на Грудзинской, получившей от императора Александра I титул княгини Лович. Константин искренне полюбил Польшу, ее культуру и народ, странным образом сочетая любовь к полякам с репрессивными идеями русского самодержавия. Так, по поводу разделов Польши, проведенных его бабкой Екатериной II, Константин писал: «Душой и сердцем я был, есть и буду, пока буду, русским, но не одним из тех слепых и глупых русских, которые держатся правила, что им все позволено, а другим – ничего. „Матушка наша Россия берет добровольно, наступив на горло“ – эта поговорка в очень большом ходу между нами и постоянно возбуждала во мне отвращение… Каждый поляк убежден, что его отечество было захвачено, а не завоевано Екатериной… в мирное время и без объявления войны, прибегнув при этом ко всем наиболее постыдным средствам, которыми побрезгал бы каждый честный человек».

Впрочем, считая законным желание поляков восстановить Польское государство, Константин полагал, что это… невозможно: «Полякам желать все, что содействует их восстановлению, можно и сие желание их признать должно естественным, но действовать им не позволительно, ибо такое действие есть преступление». Он не возражал против созыва польского сейма и польской конституции, но как только мог насмехался над этими институтами. Провинившимся офицерам говорил, что вот сейчас «задаст им конституцию», держал при себе шута гоф‑курьера Беляева, изображавшего в карикатурном виде польского патриота, просил у Бога глухоты на время сейма, а лучше, говорил, все же у сейма отрезать языки…

Когда же в ноябре 1830 г. внезапно началось Варшавское восстание и Константину пришлось бежать из своей резиденции наместника, дворца Бельведер, он был вне себя от горя и отчаяния, чувствовал себя… изгнанником, лишенным своей родины. С одной стороны, Константин, возглавив русский карательный корпус, хотел, чтобы восстание было подавлено, но, с другой стороны, видя, как на его корпус лихо идут в атаку польские уланы, каждого из которых он знал лично, Константин кричал: «Браво! Ай да молодцы!»

В Витебске, куда цесаревичу пришлось все‑таки уехать из действующей армии, он заболел холерой и умер в 1831 г. До самого конца возле него была княгиня Лович. Накануне погребения она срезала свои роскошные волосы и положила их под голову Константина. Лович поселили в Царском Селе, и она пережила своего мужа всего на пять месяцев, скончавшись в ноябре 1831 г.