XVII--XVIII веков стремились связать историю славян с судьбами других

народов, обитавших некогда в южной половине Восточной Европы, но у них было

слишком мало данных для обрисовки истории скифов, сарматов и иных народов,

вскользь упоминаемых авторами, доступными для наших первых историографов. А

что касается происхождения славян, то здесь историки оказывались перед

средневековым представлением, почерпнутым из Библии: все народы происходят

от тех "семидесяти двух язык", которые образовались после того, как

рассердившийся на людей бог разрушил "столп вавилонский" и разделил

строивших его людей на разные народы.

Во времена бироновщины, когда отстаивать русское начало в чем бы то ни

было оказалось очень трудно, в Петербурге, в среде приглашенных из немецких

княжеств ученых, родилась идея заимствования государственности славянами у

северогерманских племен. Славяне IX--X веков были признаны "живущими

звериньским образом" (выражение летописи), а строителями и создателями

государства были объявлены северные разбойничьи отряды варягов-норманнов,

нанимавшиеся на службу к разным властителям и державшие в страхе Северную

Европу. Так под пером Зигфрида Байера, Герарда Миллера и Августа Шлецера

родилась идея норманнизма, которую часто называют норманнской теорией, хотя

вся сумма норманистических высказываний за два столетия не дает права не

только на наименование норманнизма теорией, но даже гипотезой, так как здесь

нет ни анализа источников, ни обзора всех известных фактов. Норманнизм как

объяснение происхождения русской государственности возник на основе довольно

беззастенчивой априорности, предвзятости, пользовавшейся отдельными,

вырванными из исторического контекста фактами и "забывавшей" обо всем

противоречащем априорной идее. Более ста лет тому назад вышло монументальное

исследование С. Гедеонова "Варяги и Русь", показавшее полную

несостоятельность и необъективность норманнской теории, но норманнизм

продолжал существовать и процветать при попустительстве склонной к

самобичеванию русской интеллигенции. Противников норманнизма полностью

уравнивали со славянофилами, взваливая на них все ошибки славянофилов и их

наивное понимание действительности.

В бисмарковской Германии норманнизм был единственным направлением,

признаваемым за истинно научное. На протяжении XX века норманнизм все более

обнажал свою политическую сущность, используясь как антирусская, а затем и

как антимарксистская доктрина. Показателен один факт: на международном

конгрессе историков в Стокгольме (столице бывшей земли варягов) в 1960 году

вождь норманнистов А. Стендер-Петерсен заявил в своей речи, что норманнизм

как научное построение умер, так как все его аргументы разбиты,

опровергнуты. Однако вместо того чтобы приступить к объективному изучению

предыстории Киевской Руси, датский ученый призвал... к созданию

неонорманнизма.

Основные положения норманнизма возникли тогда, когда и немецкая и

русская наука находились еще в младенческом состоянии, когда у историков

были весьма туманные представления о сложном многовековом процессе рождения

государственности. Ни система славянского хозяйства, ни длительная эволюция

социальных отношений не были известны ученым. "Экспорт" государственности из

другой страны, осуществленный двумя-тремя воинственными отрядами, казался

тогда естественной формой рождения государства.

Остановимся на нескольких противоречиях между фактами и построениями

норманнистов.