§ 3. Быт и нравы крестьян Орловской губернии во второй половине XIX в.

Во второй половине XIX в. повседневный быт крестьян, Орловской губернии, их моральные устои, духовные ценности, традиции, обычаи, складывавшиеся веками, закреплены особенностями трудовой деятельности. Ритм их жизни был регламентирован последовательностью календарного сельскохозяйственного года, традициями и религиозной моралью.

Деревня сохраняла многие обычаи, связанные с образом жизни: взаимную помощь в севе и уборке урожая, в строительстве жилища, во время стихийных бедствий. Помимо хозяйственного результата в такой деятельности заключалось и сильное нравственное воздействие, формировавшее личность русского крестьянина.

Хозяйственной целесообразности отвечала и этика семейных взаимоотношений, которая также не претерпевала изменений. Незыблемым был авторитет старшего поколения. К нему обращались за благословением на любую работу. Родительское благословение или родительское проклятие обладало огромной моральной силой.

Очень высоко ставилось у крестьян понятие чести, соединялось с сознанием выполняемого долга в труде, во взятых обязательствах. Понятие чести включало в себя правдивость и умение «держать слово». Не исполнившему слова больше не доверяли.

В 90-е гг. XIX в. твердость понятий несколько ослабела. Ухудшение нравственности было вызвано влиянием городской маргинальной среды, сформированной развитием отходничества, и усилением стремления к обогащению. Понятие чести включало в себя у мужчин отсутствие оснований для оскорблений и умение ответить на незаслуженные обвинения; для девушек - чистоту, для женщин — верность.

Бесчестьем считалось получение телесного наказания или заключение в острог. Это клало пятно на репутацию человека. За него не соглашались отдавать дочь в жены, к нему относились с предубеждением. И в селе, и в городе неодобрительно относились к посещению трактиров и кабаков.

Во второй половине XIX в. в Орловской губернии, как и во всей России, продолжало существовать так называемое бытовое православие, характеризующееся переплетением языческих верований и христианских традиций.

Последовательность трудовой деятельности, связанная с циклом сельскохозяйственных работ, как и ранее, неразрывно сочеталась у крестьянства с событиями церковного календаря. Религиозные праздники неукоснительно соблюдались. Они не только регламентировали жизнь, но и украшали ее.

В Орловской губернии, как и в остальных русских областях расселения, христианские традиции и языческие славянские обычаи часто были взаимосвязаны. Не отказываясь от обрядов, сопровождавших сельскохозяйственную деятельность древних («дожинки», Масленица, Святки), русские крестьяне добавляли к ним христианские традиции. Отсюда добавление имен православных святых в Сговоры, носящие абсолютную языческую основу, а также почитание рощ, выросших на месте бывших церквей, и даже одного особого дерева. Почитались не только деревья, но и вода — непременный атрибут заговаривания и лечения.

Обрядами был наполнен каждый цикл сельскохозяйственных работ. Например, в день окончания жатвы пением сопровождали носимый по селу сноп колосьев, украшенный лентами и цветами. На Святках «водили козу». В древности коза была символом плодородия и природы, причем в разных районах «коза» могла быть разной — «Раздаться как парнем в вывороченной шубе (Севский), так и девушкой, отвечающей на вопросы за угощение» (Дмитровский район). «Козу» сопровождали различные персонажи, поддерживавшие действие. Похожим на колядки был обряд «Овсень» или «Таусень» (от «вюсинь», так назывался первый месяц года). Повсеместно в Орловской губернии проводили обряд «Похороны кукушки», уходивший корнями в глубокую языческую древность. Обыкновенно обряд проводился на Вознесенье, отмечаемой на 40-й день после Пасхи.

Духовенство спокойно относилось к подобным обычаям как к древним и безвредным молодежным развлечениям в круг которых входили и прыжки через огонь на Ивана Купалу, и бросание венков в воду, «чтобы узнать судьбу» и гадания на Святки.

Суеверия поддерживались в крестьянской среде почти обязательным присутствием в селах знахарей и колдунов или тех, которых считали за таковых. Следами действия злых сил традиционно считался залом. Он представлял с бой пучок стеблей несжатого хлеба, надломленных в правую и левую сторону, закрученных в узел. У корней залой посыпался золой и солью, а также яичной скорлупой, распаренными старыми зернами и землей, взятой на кладбище. Залом считался «сделанным» для вызывания падежа скота, пожара, неурожая. Разумеется, от залома мог защитить только сам колдун, к которому после этого немедленно обращались крестьяне.

Практически все сельскохозяйственные действия освещались языческими обрядами. Так, при жатве оставляли часть полосы нивы несжатою, чтобы в следующий год был урожайным, но называли это именем христианского святого — «Илье на бороду». Выезжая в поле на сев, крестьянин боялся, чтобы его кто-нибудь не увидел («Не будет урожая»), а засеяв поле, клали на него кусок хлеба, но так, чтобы никто не нашел.

Крестьяне и жители городов «по обещанию» или по желанию отправлялись пешком в святые места. В Орловской губернии верующие традиционно совершали «паломничество» во Мценск, «к Николе Угоднику», в Оптину и Беловежскую пустыни, в Болховский Троицкий Оптин монастырь и более удаленные, например, в Сергиев Посад, «к Преподобному Сергию Радонежскому», и даже в Киев.

Русские праздники сопровождались преображением всего дома, внешнего облика людей и их поведения. К воскресенью убирали и мыли в избе, «наряжали» дома — подновляли резьбу, зажигали праздничные лампадки, развешивали лучшие полотенца, «картинки», убирали будничную одежду и утварь, скоблили стол. В праздник менялась система приветствий, обращений друг к другу, преобладали величания по имени и отчеству, старались не говорить о печальных событиях, приготавливали особенную еду и варили пиво. На праздники водили хороводы, пели песни; молодежь имела право отъединяться от взрослых, причем переход юношества в полноценное взрослое состояние сопровождался особым проведением досуга. Такой образ жизни молодежи, растягивавшийся от 1 года до 5 лет, повсеместно в России носил название «игра». Ее элементами были «заклички» весны, когда гуканьем перекликались девушки отдельных деревень; гулянье в Пасху юношей и девушек на улице, где водились «карагоды», катание яиц. Весной девушки вереницей ходили вдоль села. В многолюдных поселениях при этом наблюдались целые шествия. Парни традиционно ставили качели и раскачивали на них девушек. Устраивались круговые игры с мотивами сеяния, роста, созревания («Мак», «Просо», «Лен»), в которых парни не участвовали. В осенние и зимние месяцы молодежь собиралась на посиделки, колядовали, гадали на Святках.

Во второй половине XIX в. с развитием отходничества и ростом городского влияния повышался уровень культуры деревенского населения. Он сказался, в частности, в изменении традиционной планировки русского дома, а именно в стремлении отделить печь и пространство перед ней, где женщины готовят пищу, от остальной части избы. Место у печи отделялось в таких случаях занавеской, что было неудобно делать в южнорусском типе жилища, в котором устье печи было повернуто к боковой от входа стенке дома. В этом случае кухня выделялась во второй части жилого помещения, при этом необходимо было через чистую половину проносить в кухню дрова, продукты и т, д. Сталкиваясь с такими неудобствами, некоторые крестьяне вынуждены были перепланировать свои жилища, нарушая старые традиции. В Орловской губернии во второй половине XIX в. жилище развитого плана с внутренними перегородками в сельской местности встречается все еще довольно редко.

Крыши домов были четырехскатными, соломенными. Во второй половине XIX в. старинные конструкции крыш вытеснялись стропильной кровлей. Железо было дорогостоящим материалом, недоступным даже для середняков. Если и удавалось скопить деньги на покупку железа, оно в первую очередь шло на железную крышу амбара, где хранился хлеб, а дом крылся по-прежнему соломой или деревом.

Во второй половине XIX в. происходит массовая замена курных печей белыми, хотя курные и полубелые избы и Орловской губернии в это время сохранялись еще в большом количестве в экономически отсталых районах.

Непременной принадлежностью жилища была русская печь. Если в первой половине XIX в. печи были сложены из глины, то во второй половине века население стало переходить к постройке печей из кирпича, хотя и битые из глины печи еще не уходили полностью из обихода. Кроме жилого дома отапливались овины и риги (помещения для сушки хлеба).

Во второй половине XIX в. в быту происходят значительные изменения, связанные с развитием промыслов, отходничеством, ростом фабрично-заводской промышленности, вовлечением крестьян в сферу товарно-денежных отношений. В деревню проникают элементы городской культуры. Вместо обычных лавок, полатей, обязательных сундуков и стола начинает постепенно распространяться передвижная мебель: стулья, кровати, комоды. Появляются занавески на окнах и дверях, коврики, зеркала, лубочные картинки на стенах, комнатные цветы и в конце века даже фотографии. В жизнь постепенно входит керосиновое освещение, хотя лучины в деревнях еще сохраняются практически повсеместно.

В одежде крестьян, как и в быту, также происходят значительные изменения. Хлопчатобумажные ткани, которые с 50-х гг. XIX в. делались на отечественных предприятиях, стали самым дешевым материалом для изготовления одежды и начали быстро вытеснять из обихода домотканые вещи. Русская рубаха-косоворотка, верхняя часть женской рубашки изготавливаются из фабричного ситца. Старинные вышивки дополнялись покупными ситцевыми полосками, лентами, кружевами. Покупаются платки и передники. Резче проявляются различия в мужской и женской одежде. Появляется привычка носить нижнее белье, особенно у мужчин. Наряду с этим существует и традиционный народный костюм. Так, в большинстве сел Орловщины женщины еще носили распашные (т. е. несшитые) поневы «с подтыком», т. е. с подоткнутыми полами.

Основу народной одежды по-прежнему составляла рубаха, рукава которой красочно расшивались. На рубаху женщины надевали поневу. Для удобства при проведении работ углы поневы с обеих сторон асимметрично загибалась снаружи кверху и закреплялись за пояс. Царские власти считали такой способ ношения одежды безнравственным, поэтому, бывая в городе или проходя мимо церкви, боясь урядника, женщины расправляли ткань. Это называлось «носить поневу врастычку». Поневы делались из шерстяной ткани в клетку черного, синего, иногда красного цвета; очень популярны были также поневы из пестряди — пестрой бумажной ткани («юбка-пестрядинка»). Из пестряди бились также сарафаны («пестрядильники»), порты. Шерстяная поневная ткань тоже была клетчатой. Красные и черные орловские поневы считаются наиболее древними. С помощью сочетаний цветов нитей в клетках, размеров и формы клетки создавалось множество рисунков поневной ткани, отсюда возникали их названия — из-за преобладания нитей того или иного цвета — «белоглазка», «красноглазка», «желтоглазка». Поневную ткань с бело-желто-черной клеткой по красному фону на Орловщине называли «цыганкой». Распашные орловские поневы вышивались цветной шерстью, нашитыми полосами красной ткани, галунами, кружевом из золотой и мишурной нити.

Сарафан был основным составным элементом девичьего костюма. Обязательной принадлежностью женской одежды был передник (занавеска). Его носили поверх рубахи, поневы и сарафана. Праздничный передник украшался кружевом. Большое значение придавалось поясу.

Традиционные женские головные уборы сохраняются в это время в деревне и только отчасти в городе. Характерной чертой девичьего головного убора была открытая макушка. Основным же признаком женских головных уборов было закрывание волос полностью, так как по обычаю их нельзя было показывать. Орловская девушка носила на голове «повязку», завязанную сзади лентами, в основном красными. Повязка украшалась бисером. Она называлась «красотой» и «волюшкой».

В западных частях Орловской губернии повязка входила в состав головных уборов замужних женщин.

Однако все чаще в деревне начинают встречаться такие элементы городской одежды, как юбка и кофта. Именно со второй половины XIX в. народный костюм медленно и постепенно начинает уходить в прошлое.

На ногах сельское население Орловщины носило, как и прежде, лапти и чуни («коты») — пеньковые веревочные лапти. Мужчины носили уже и сапоги. Быстро распространялись валенки. От загрязнения и сырости на них надевались лыковые ступни или калоши. К концу XIX в. в крестьянский быт вошли городские женские ботинки на пуговицах, полусапожки и мужские штиблеты с резинками.

Крестьянка Болховского уезда в праздничном костюме

Особое место в рационе жителей, как и во всей России, занимал хлеб. К хлебу относились уважительно и бережно. Хлебом и солью встречали молодых в день свадьбы и особо почетных гостей. С хлебом шли навещать роженицу. Его приносили в дар хозяевам, когда шли в гости. «Хлеб да соль» говорили тем, кому желали благополучия.

Хлеб выпекали из пшеницы и ржи. Иногда рецепт включал добавки из гречневой или ячменной муки. В неурожайные годы в муку подмешивали высушенные и толченые растения, такие как картофель, морковь, отруби, свекла, а иногда это были толченая кора сосны и дуба, желуди, дикая гречиха, лебеда и папоротник.

Самыми популярными блюдами в это время считались щи и каши (гречневая, гороховая, просяная, овсяная, ржаная). Не случайно так распространилась поговорка: «щи да каша — пища наша». Варили лапшу, пекли блины из ржаной и гречневой муки, лепешки с творогом — ватрушки. Любили пироги — и пшеничные, и ржаные. На праздник их начиняли мясом, рыбой, творогом, яйцами, молочной кашей; в пост и в будние дни — рыбой, обычной морковью с луком, горохом, ягодами, грибами. («С гречневой кашей пироги для Маши».)

Южные районы губернии готовили соломату. Ее делали из прожаренной муки, заваренной кипятком и распаренной в печи. Готовую соломату поливали жиром — животным или растительным. Популярность этого кушанья на Орловщине отразилась в поговорке: «Ливенцы соломатой мост обломали».

Из заквашенной овсяной, гороховой или ржаной муки варили кисели. Эти густые кисели ели с добавлением коровьего или растительного масла. По консистенции они напоминали студень, их резали для еды. Отсюда становятся понятными слова русских сказок: «Молочные реки, кисельные берега».

Во второй половине XIX в. жители Орловщины выращивали капусту, морковь, огурцы, редьку, свеклу, брюкву, репу, картофель. Он стал необходимым продуктом для всех слоев общества, но особенно для малообеспеченных его членов. В годы хлебных недородов он становился чуть ли не единственной пищей населения. Картофель варили, жарили, добавляли в суп, ели мятым.

Особое место в питании занимала капуста. Осенью и в начале зимы ее ели в свежем виде, а далее — в квашеном. Капусту рубили в деревянных корытах. Чтобы заготовить на зиму несколько бочек женщины и молодежь объединялись для рубки капусты, помогая соседям. В капусту добавляли морковь и яблоки. Квашеную капусту ели с растительным маслом и хлебом. На зиму в бочках солили огурцы.

По окончании поста разговлялись мясными блюдами. Готовили на мясном бульоне суп или лапшу, обязательно варили холодец.

Хорошим подспорьем в русском рационе всегда были грибы и ягоды. Грибы сушили и солили на зиму. Ягоды сушили и добавляли в пироги.

В Орловском крае досуг народа во второй половине XIX в. был типичным для других регионов. На Пасху устраивались представления с Петрушкой. На Масленицу на площадях возводились балаганы. Народ смотрел представления фокусников, клоунов, акробатов. С удовольствием катались на карусели с деревянными лошадками. Слушали балалаечников. Играли на гармониях, бубнах, позвонках.

На Рождество по деревням ходили толпы ряженых. По домам и трактирам горожане, разрядившись, сами показывали пьески — «Царь Максимилиан» и «Женитьба помещика», устраивали кулачные бои.

Помимо этого было много сезонных событий со своими удовольствиями: в январе смельчаки купались в крещенской проруби; весной радовались испеченным жаворонкам, разукрашенным золотой бумагой; на Масленице булочники пекли особые, длинные и высокие, «прощеные булки». На Благовещенье выпускали купленных синиц, чижиков, щеглов; в первый день Пасхи звонили на колокольне. На Пасху же бились яйцами. Бились до тех пор, пока оставалось одно неразбитое яйцо. «Азарт доходил до сотни», — вспоминает мемуарист.

Развитие капиталистических отношений приводило к тому, что жизнь и быт жителей сел и городов Орловской губернии начинали все больше и больше меняться. Этот процесс был характерен для всей Российской империи второй половины XIX в.