logo
Новая+история+Орловского+края

§ 5. Быт и народная культура в XVIII в.

Крестьянское жилище в Орловском крае. Орловская деревня обычно представляла собой одну улицу. Но к югу от Москвы встречалась и свободная застройка: здесь не было никаких следов планировки. В Историческом описании церквей, приходов и монастырей Орловской епархии», например, говорится: «И с внешней стороны село Столбище непривлекательно. Видны кучки без всякого плана разбросанных, почерневших, крытых соломой хат; на краю села не обсаженное деревьями кладбище с покосившимися и поломанными крестами; только радует взор зеленая церковь...»

Избы и надворные постройки в сельской местности строились почти вплотную одна к другой. На Орловщине преобладающим типом был так называемый «круглый двор», когда все сооружения представляли собой замкнутую связь. Так же строились крестьянские дома в Курской, Калужской, Смоленской, Рязанской и в ряде других центральных губерний России.

Теснота и несовершенство отопительной системы приводили к частым пожарам. Строительный камень был дефицитным материалом. Его единственной альтернативой долгое время оставалось дерево. Исстари повелось строить крестьянские дома из боровой сосны или ели. Изба строилась из крупных, до трех саженей длиною (более шести метров) круглых бревен, которые по четыре соединялись в четырехугольник — венец. Изба имела деревянный пол из полубревен или тесаных толстых досок. В тесноте здесь жили, как правило, 8—10 человек. Условия были довольно неблагоприятными, особенно для детей: днем холод, ночью жара, постоянное присутствие неприятных запахов. Спасала, пожалуй, только еженедельная баня, которая была обязательна для всех...

Во второй половине XVIII в. в крестьянской избе появился потолок. Раньше его не было, и пространство внутреннего помещения избы уходило под самую крышу. Традиционно дом топился «по-черному», то есть дым из устья печи выходил прямо в помещение и только потом через отверстия в крыше — наружу. Это позволяло сравнительно быстро нагревать избу при минимальном расходе дров, но стены быстро покрывались толстым слоем копоти. Особенно грязно было там, где за неимением дров печь топили соломой: едва ли не каждодневной заботой хозяйки оказывалась очистка стен. Отсутствие леса приводило к тому, что крестьяне строили маленькие неказистые избы: не было материала для стройки, дров для отопления большого помещения.

Строить избы с потолками начали в первую очередь крестьяне-однодворцы, крестьяне-ремесленники и вообще те, кто не находился в крепостной зависимости. Все чаще стали появляться «красненькие окошки» взамен окон старого типа («волоковых»). «Волоковыми» окнами являлись простые отверстия, прорубленные в бревнах сруба. «Красные» окна представляли собой рамы со стеклами.

Обычно печь стояла в правом углу от входа. Соответственно пространство перед устьем избы вплоть до фасадной стены избы называлось «стряпущей» или «поварней». Печь возводили на отдельном фундаменте, чтобы он не перекосил избы. Материалом служил кирпич или особо прочная глина. На высоте примерно двух метров устраивалась лежанка. В печах не только готовили пищу, пекли хлеб, но и парились. Печи использовались также для сушки зерна, одежды, обуви и т. д. Сбоку к печи пристраивался небольшой закуток, где обычно содержались теленок, ягнята. На крышке закутка было спальное место, пожалуй, самое удобное в доме: не холодное, как на скамье, и не жаркое, как на печи. На лавках и прилавках обычно спали взрослые члены семьи, на печи — старики и дети. У самого потолка помещались настилы — полати, на которых спали подростки, здесь же хранились и вещи. К потолочной балке «привешивалась «люлька» — детская колыбель. При входе в избу, по правую сторону от двери, под «святым углом» стоял обеденный стол. В «святом углу» на полочке располагались иконы. За ними хранились различные семейные реликвии, иногда деньги. Под «божницей» стояла широкая скамья, куда усаживали гостей, а в случае смерти кого-то из членов семьи сюда укладывали покойника. Во время обеда на скамье по традиции сидел глава семьи.

Вдоль боковой стены с окнами стояла еще одна лавка, от нее в сторону печи отходила короткая, но достаточно широкая скамья, на которой готовилась пища, стояли ведра с водой, посуда: деревянные блюда, чашки, ложки, ножи, миски, кружки, горшки и т. д.

Одежда крестьян. Практически всю одежду крестьянская семья делала своими руками. И возле торгового села, и на околице захолустной деревни располагались конопляники, дававшие сырье для изготовления домотканой крестьянской одежды, Конопле на роду было написано быть домоседкой, соседкой человеческого жилья. Причин тому несколько. Во-первых, конопля требовала огромного количества удобрений — на чем бы крестьянин возил навоз на дальнее поле? Во-вторых, конопля не любит ветра, ее волокно теряет в качестве из-за этого, — потому и был конопляник прикрыт сараем, гумном и вдобавок специальной оградой. В-третьих, чтобы сберечь зреющее семя от налетов птиц, конопляник надо было не терять из виду, сторожить: занимались этим обычно дряхлые старики. И, наконец, уборка и обработка конопли требовали немало труда, а возле дома проще было выкроить время на дело.

Но конопля славилась и необычайной отзывчивостью на труд. Посконь (волокно мужских растений) служила основой для более тонкой, ровной ткани, из нее делали праздничную одежду, полотенца (на все случаи; от свадеб до похорон, для икон и т. д.), занавески, простыни, детские пеленки, одеяла, платки, портянки, скатерти и даже кружева. Фактически посконь выполняла ту же роль, что и лен, только пеньковые полотна считались прочнее льняных.

Крестьянин и в бане мылился пеньковой мочалкой, и крест на груди держался у него на нитке из конопли. Существовал обычай класть младенца после крещения на полутораметровый кусок холста, который становился своеобразным талисманом. По-разному использовали эту ткань. В одних деревнях было принято сшить из нее одежду для ребенка — и надо было непременно износить ее до дыр. В других селениях, когда ребенок вырастал, ткань использовали ему на свадебные рушники. В третьих, для девушки шили из сохраненного холста наволочку (чтобы ей хорошо жилось замужем), для парня — сумку и онучи (чтобы после службы в армии вернулся домой).

Из матерки (она грубее) делали ткань для мешков (чувалов, кулей и т. д. — все виды мешков для разных грузов просто невозможно назвать), фартуков, попон для лошадей, сумок. И хотя лучшими, самыми прочными веревками считались посконные, немало видов подобных изделий вили и из матерки. Это и нити для рыбацких сетей, неводов, вентерей. Это и всевозможные веревки: от очень тонких (шпагат, бечевка) до самых мощных (вожжи, канаты).

Тканье начиналось ранним утром, перед восходом солнца, с ритуала. Мастерица-ткачиха в полном уединении становилась перед «святым углом» на колени и просила Богородицу помочь ей благополучно завершить очень необходимую для ее семьи работу. Пряли и ткали женщины только в свободное от работ в поле и по дому время. В таких трудных условиях расторопная крестьянка-ткачиха могла в среднем соткать в день простого и гладкого, без Узорной выработки, холста от 11 до 15 аршин. Подсчеты показывают, что крестьянка должна была ежедневно до 8 часов тратить на изготовление одежды для семьи.

Вытканные зимой холсты с наступлением весны отбегали: сначала пропаривали в домашнем щелоке из древесной золы, затем в солнечную погоду расстилали на траве.

Этот прием проделывался в день до 5—6 раз в течение недели. Потом холсты мочили в речной, дождевой и реже колодезной воде и расстилали на траве мокрого луга или болота. Под горячими лучами солнца примерно через месяц суровость холстов исчезала, и они становились абсолютно белыми и мягкими.

Свободная, в меру широкая, сшитая из прочной ткани одежда орловских крестьян была хорошо приспособлена к выполнению полевых работ и домашних дел.

Одеждой у мужчин были посконные синие и белые рубахи самого простого покроя, шаровары из грубого сукна (портки, штаны, зимой еще и подштанники), а у мальчиков лет до двенадцати только рубахи. Бедный крестьянин обычно имел пару рубах и один кафтан. Рубахи носили навыпуск, чтобы они не мешали при работе, их подвязывали па талии шнурком. В летнюю пору мужчины носили не только кафтаны, но и так называемые балахоны (полукафтаны, понитки, сермяги) — они служили рабочей одеждой. Зимней одеждой мужчин были полушубки. Тулупы — широкие длиннополые шубы, которые могли носить как мужчины, так и женщины — были крайне необходимы для дальних поездок.

Орловские мужчины носили войлочные головные уборы, которые сами в домашних условиях валяли из шерсти темного цвета, — грешневики (гречевики). Распространены были также шапки из овчины.

В повседневной жизни девушки ходили в одних посконных или льняных рубашках («Кофта посконна да юбка суконна — вот и приданое», — гласила поговорка), носили сарафаны из домашней синей крашенины, отороченные красным и расшитые узором «запоны» (передники). Многоклинный глухой сарафан шился из тонкой шерстяной ткани домашней выделки — из 6—7 клиньев, расположенных сзади, и одного прямого сквозного полотна — спереди. Проемы для головы и рук украшались полосками кумача, вышивкой. Сарафан был чисто русской одеждой, в Белоруссии и на Украине он совершенно отсутствовал.

Замужние женщины и вдовы должны были носить юбку особого вида, называемую «поневой». Женскую одежду составляли сарафан (или ферязь), рубаха, душегрейка, типичная темно-синяя шерстяная понева, поверх нее надевался холстинный передник. Рукава рубахи замужней женщины украшались богаче и ярче, чем рукава девичьей рубахи. Каждая женщина в своем сундуке имела набор рубах на любой случай жизни: будничные, праздничные, воскресные, для свадьбы, для престольного дня, подвенечную, «при горе» — траурную. Рукава праздничных рубах украшались с большим художественным вкусом.

Верхней одеждой обычно служил шушун — широкий, как балахон, из белой шерстяной, тоже самотканой, материи. Распространенной женской одеждой был также зипун. Он был сшит из грубого шерстяного сукна, украшен вышивкой, расклешен внизу, имел две ременные застежки. Борт правой полы и пояс обшивались полосками черного ситца. Зимой женщины носили шубы. Головным убором женщин была кичка — она имела форму рогов и в отличие от севернорусского кокошника состояла из нескольких частей. В западных и центральных районах губернии повсеместно встречающимся головным Убором была кичка в соединении с «сорокой». «Сорока» представляла собой особым образом выкроенный и сшитый кусок ткани с вышитым очельем, который служил верхней частью головного убора. Поверх «сороки» надевался снизанный из бисера «позатылень». «Сороки» украшались золотым шитьем, бисером, бусами, бахромой. Яркие праздничные уборы крестьянок в Дмитровском уезде называли «златоглавами».

Молодые женщины носили кичку постоянно до рождения первого ребенка, потом надевали только по воскресеньям и другим праздникам, а в пожилом возрасте вовсе переставали ее носить, надевали только платки, шали и подшальники. В сундуке обязательно имелся набор платков, предназначенных для разных случаев: сенокоса, воскресенья, свадьбы, поминок, посиделок и т. д.

Кожаная обувь была у немногих, ее имели только зажиточные крестьяне, да и те надевали в праздничные дни. Летом ходили обычно босиком, самой распространенной обувью служили лапти, которые плели из коры молодых лип, а также чуни (их плели из веревок). Для праздников женщинам изготавливались «писаные» лапти, которые от обычных отличались более затейливым плетением носковой части. Ноги обертывались в большие домотканые портянки — «онучи». Для тепла и для мягкости в лапти клали солому. К ноге лапти прикреплялись веревочками — «оборками». На год крестьянину требовалось как минимум 50 пар лаптей. Зимой сельские жители носили валенки.

Крестьянская бытовая культура. Характерной чертой семейного быта крестьян было существование особой «большой семьи» — соединения брачных пар нескольких поколений, объединенных общим имуществом и хозяйством (родители и женатые сыновья). Нередки были случаи, когда сюда принимались даже посторонние лица. Во главе большой семьи стоял старший по возрасту и положению в семье мужчина — большак, наибольший. Главным событием в крестьянской жизни была свадьба. Свадебный обряд являлся самым значительным во всей народной обрядности. Все участвовавшие в нем выглядели подчеркнуто празднично, надевали на свадьбу свои лучшие наряды. Для свадебного поезда выбирали лучших лошадей, в гривы вплетали разноцветные ленты, к дугам привязывали колокольчики. Люди специально выходили на улицу, чтобы полюбоваться свадебным поездом. Многие приходили на свадьбу не в качестве гостей, а просто чтобы насладиться праздничным убранством и весельем. Обряд сопровождался многочисленными свадебными песнями.

Частью крестьянской культуры и быта являлись народные гулянья (в первую очередь в период Масленицы), нередко сопровождавшиеся кулачными боями, хороводами, танцами. Важное значение имели календарные обрядовые песни, то есть песни, которые исполнялись в связи с народными праздниками: колядки, масленичные, троицкие и т. д.

Весьма распространенной была забытая ныне игра под названием «Кострома» (имя чучела из соломы и рогож произошло от слова «костра»). Вот как описывает этот ритуал, имевший истоки еще в языческих обрядах, Владимир Даль:

«При встрече страдных работ, прощаясь с хороводами (на всесвятской, в воскресенье, пред Петровым постом, в русальное заговенье), хоронят Кострому, топят в Оке, а где ее нет, в речке или озере. Часть, провожая, плачут и причитают, жалея Кострому и не давая ее в обиду, прочие, с грубыми остротами, продолжают свое; спровадив Кострому, пьют и веселятся в последний раз до осенин, до уборки хлеба».

Крестьяне были убеждены в том, что с помощью особых обрядов можно избавиться от хворей, добиться повышения плодородия земли и побороть нечистые силы. Обряды и ритуалы имели целью обеспечивать хороший Урожай, увеличивать приплод скота, защищать его от болезней.

Среди сверхъестественных существ, которых народная фантазия поселила в окружающем мире, были черт, русалка леший, его жена лесовиха, дети лешего, водяные, болотные, их жены и дети, полевые демоны (полевой, межевой, луговой), домовой, дворовой, колодезный, овинный.

По народным поверьям, домовой жил в каждом доме, причем с виду он был похож на человека, обитал под печкой, за печкой, под порогом. Считалось, что домовой следит за хозяйством, покровительствует трудолюбивым хозяевам, наказывает ленивых и нерадивых. Всякий крестьянин старался выполнить прихоти домового, чтобы не навлечь его гнева. К примеру, покупая себе корову, крестьянин принимал в расчет то, какая шерсть покровителю дома по двору. Она должна быть подобна шерсти самого домового. Животные же не по двору обычно тощи и хилы, домовой гоняет их и бьет, ворует у них корм и отдает своему любимому животному. В образе домового как бы олицетворялось благополучие и неблагополучие семьи и хозяйства.

Лиц, знавших заговоры, крестьяне называли знахарями или заговорщиками. Вера в заговоры была повсеместной и держалась в народе крепко. Различные признаки болезней олицетворялись в виде особых злых существ, которых можно изгнать из тела человека с помощью заговорных слов. В Орловской губернии оспа представлялась людям прежних столетий женщиной безобразного вида с ядом на языке: кого она облизнет, тот заболевает. Ходили рассказы о лихорадке Ворогухе, которая в виде ночного белого мотылька, садясь спящему человеку на губы, приносит болезнь. Чрезмерная плаксивость детей связывалась с болезнетворным влиянием особого демона женского пола «криксы» (криксы-плаксы).