Некоторые вопросы теории драмы

Действительно, для греков, начиная с Платона, вся поэзия мыслилась как подражание - мимесис. Самое раннее упоминание о нем находим у Гомера в гимне Аполлону Делосскому:

«Острова Делоса девы………………………….

Дивно умеют они подражать голосам и напевам всяких людей».

В период перехода от эпоса к трагедии в художественном сознании произошло осмысление совершенно нового, отличного от эпического повествования, способа «мимесиса». Весьма точное в этом плане замечание, позволяющее отделить драму от эпоса, принадлежит Ф.Шиллеру: «Все повествовательные формы переносят настоящее в прошедшее; все драматические делают прошедшее настоящим».

Аристотель дает следующее определение трагедии:

«Трагедия есть подражание действию важному и законченному, имеющему определенный объем, <производимое> речью, услащенной по-разному в различных ее частях, <производимое> в действии, а не в повествовании, и совершающее посредством сострадания и страха очищение подобных страстей» [1449 в 24].

Трагедия, по Аристотелю, «есть подражание действию, а действие совершается действующими лицами, которые необходимо должны быть каковы-нибудь по характеру и <образу> мыслей» [1449 в 36]. Действие представляет собой взаимосвязь следующих друг за другом во временной последовательности и одновременно вытекающих одно из другого событий. «Цель трагедии составляют события» - указывает Аристотель[50 а 20]. «Главное, чем трагедия увлекает душу, – переломы и узнавания» [50 а 33]. Перелом «есть перемена делаемого в (свою) противоположность» [52 а 24]. Наиболее вероятный ход перемен – от счастья к несчастию. Узнавание «есть перемена от незнания к знанию» [52 а 29]. Герой трагедии – это «человек, который не отличается ни добродетелью, ни праведностью, и в несчастье попадает не из-за порочности и подлости, а в силу какой-то ошибки, быв до этого в великой славе и счастии» [53 а 7].

Классическим образцом трагедии Аристотель считает «Царя Эдипа» Эсхила. Это история не о том, как Эдип убил своего отца и женился на своей матери, но о том, как это выясняется. Трагедия предлагает узнавание того, что представления героя о своей счастливой жизни совершенно неверны. В своей трагедии «Хоэфоры» Эсхил записал весьма важные строки: «Пока восседает на своем троне Зевс, остается закон: свершившему – страдать!». В финале Эдип один из самых несчастнейших людей. Хотя он ослепляет себя, чтобы не видеть новой реальности, тем не менее, зрители ощущают ужас, который охватил героя. Но даже в несчастии герой трагедии не становится жалким, а являет мужественность и величественность духа. Вспомним слова Аристотеля о главной цели, которую производит трагическое действие: очищение – катарсис – посредством сострадания и ужаса. В этом величайшая этическая сила греческой трагедии. Не случайно на ее постановки собирались практически все свободные граждане. Она воспитывала нравы публики, поднимала сложнейшие проблемы бытия человека в мире, его места в нем, отношений с богами и судьбой. Кстати, судьба трактуется греческими драматургами, по выражению А. Лосева, как «сверхинтеллектуальная, сверхразумная сила», которой не могут противостоять ни человек, ни боги. Тема противоборства человека с судьбой, впервые поднятая в античной трагедии, в дальнейшей истории художественной культуры получит многоликое воплощение.

Сюжетную основу трагедий в основном составляли мифы, хотя есть и исключения. Например, трагедия Эсхила «Персы» повествует о реальных событиях современной греческой истории. Вероятно, поэтому она пользовалась необычайным успехом. То обстоятельство, что трагедия включалась в систему состязаний, обусловило появление различных вариантов интерпретаций в трагедиях сюжетных мотивов одних и тех же мифов. Драматурги позволяли себе творчески обрабатывать известные сказания. Текст античной драмы – стихотворный. Греческое стихосложение – метрическое по своему типу, основанное на чередовании долгих и кратких слогов; рифмы не существовало. Формирование стихосложения, характерного для трагедии, происходило в 7-6 веке до н.э.. Именно в этот период рождался тип декламации, отличный от декламации эпических стихов. Напомним, что в повествованиях аэдов и рапсодов использовался гекзаметр (шестистопный дактиль). В трагедии актеры заговорили ямбическим триметром – поэтическим вариантом местного аттического диалекта. Помимо этого, своя стихотворная форма сложилась в хоровых разделах. Ее становление связано с расцветом дифирамба, о котором уже много говорилось выше.

Функции хора и актеров – различны. Актеры повествовали о событиях. Существенной чертой античной драмы было то, что сюжетные события происходили не перед глазами зрителей, а о них сообщали. Хор выступал в роли комментатора, обобщающего и дающего нравственную оценку.

Пример из «Эдипа» Софокла:

Эдип: Увы, мне! Явно все идет к развязке.

О свет! Тебя в последний раз я вижу!

В проклятии рожден я, в браке проклят,

И мною кровь преступно пролита!

(убегает во дворец)

Хор: Люди, люди! О смертный род!

Жизнь людская, увы, ничто!

В жизни счастья достиг ли кто?

Лишь подумает: «Счастлив я!» -

И лишается счастья.

Рок твой учит меня, Эдип,

О, злосчастный Эдип! Твой рок

Ныне уразумев, скажу:

Нет на свете счастливых.

(пер. С. Шервинского)

По мере эволюции, хор в трагедиях уступал место эписодиям, в которых демонстрировали свое мастерство актеры. Это обусловлено было также все более пристальным вниманием драматургов к внутреннему миру человека и его переживаниям.