logo search
poryaz_a_mirovaya_kultura_vozrozhdenie_epoha_ve

По поводу и без повода

Пожары в европейских городах были едва ли не самым страшным бедствием. Городских служб по тушению пожаров не было, жителям приходилось спасать свою жизнь и имущество собственными силами. Однако пожары были в то же время благом для задыхающегося в нечистотах города. Огонь уничтожал очаги болезней. Самый яркий пример «очистительного» действия пожаров – Большой пожар Лондона 1666 г. Во время этого пожара сгорела половина городских зданий, зато с тех пор в Лондоне не было отмечено ни одного случая заболевания чумой. Кстати, именно после этого случая лондонские власти решили упорядочить городское строительство и обзавестись пожарной службой.

Внешний вид города зависел от того, насколько богата коммуна и насколько устойчива городская власть. Муниципалитеты богатых городов старались проявлять заботу о городском облике, мостили булыжником центральную площадь и главные улицы. Богатые купеческие города – Венеция, города Великой Ганзы – являли собой подлинные шедевры городской архитектуры. Венеция в эпоху Возрождения по праву считалась одним из красивейших европейских городов.

В государствах, где феодализм сохранял прочные позиции, развивалась в первую очередь архитектура дворянских жилищ, а не домов зажиточных горожан. Дворцы испанской знати поражали своей красотой и изысканной архитектурой, в которой соединились мотивы христианского и арабского искусства. Замок короля Испании Филиппа II, Эскуриал, затмевал красотой едва ли не все королевские замки Европы. Лишь в последующие века французские монархи превзошли Испанию в роскоши дворцов.

  1. Дом

Облик городского дома эпохи Возрождения знаком нам «изнутри», и в первую очередь благодаря живописцам. Богатый горожанин считал едва ли не обязательным заказать свой портрет, нередко – в интерьере собственного дома. Да и сами живописцы, особенно мастера нидерландской школы, любили сюжеты в интерьере жилых помещений.

Богатый дом в эпоху Возрождения имел несколько четко отделенных друг от друга зон. Это хозяйские покои (спальня, кабинет главы семьи), комнаты, где принимали гостей, столовая и отдельная кухня. Зоны внутри пространства жилого дома начали выделять еще в XII – XIII вв., в эпоху Высокого Средневековья, но лишь в эпоху Возрождения человек наконец-то получил возможность уединиться в собственном жилище. Отделение кухни от прочих зон стало первым шагом на пути дробления внутреннего пространства дома. Вся грязь, гарь, запахи пищи не должны были проникать на жилую половину и мешать хозяевам.

Художники Возрождения любили кухню – трудно не прийти к такому выводу, глядя на полотна нидерландских живописцев конца XVI – начала XVII вв. Судя по размерам кухонь, где на столах лежат всевозможные натюрморты, а за столами или возле очага возится хозяйка или кухарка с помощниками, жильцы дома тоже любили кухню. Кухонная зала в городском доме XV – XVII вв. – это обширное пространство, почти наполовину занятое громадной печью-плитой. В центре кухни или у стены – стол, на котором чистят птицу и рыбу, разделывают мясо, режут овощи. Прокопченные потолочные балки в кухне увешаны связками различных трав, окороками, колбасами. Вся мясная снедь, развешанная про запас, постоянно коптилась в кухонном дыму и потому не портилась долгое время.

Рис. 180 [Илл. – Витторе Карпаччо. «Сон святой Урсулы». (Storia dell'arte, т. 2 стр. 635 рис. 861)]

Жилые комнаты отличались строгим, если не сказать скромным убранством. В южных городах окна закрывали ставнями и жалюзи – от солнца и от воров. В северных странах ставни оберегали главным образом от проникновения воров, а от солнца хозяева вешали тяжелые занавеси темных тонов. От грабителей, окна в городских домах находились на уровне не ниже, чем второго этажа. Мебель изготавливалась из дерева. В эпоху Возрождения в домах зажиточных горожан было гораздо больше различных предметов мебели, чем еще двумя-тремя столетиями раньше. В обиход широко вошли массивные шкафы, хотя сундуки сохраняли свою функцию вместилища домашней утвари и одежды. Столы и стулья давно перестали быть принадлежностью лишь знатных домов. Богатые горожане заказывали у мастеров-мебельщиков изысканные, хотя и массивные кресла со спинками и подлокотниками, украшенными отличной резьбой и деревянными фигурками.

Рис. 181 [Илл. – Знатная горожанка. (Детский Плутарх, стр. 201)]

В спальне, как правило, стояла двуспальная кровать под балдахином. Это была та часть дома, куда имели право входить лишь хозяева, святая святых домашнего очага. Кроме спальни, к «закрытым» помещениям относился кабинет хозяина дома, где он вел все дела, встречался с гостями и клиентами, где держал бумаги и деньги. Богатый купец в своем кабинете – типичный сюжет для портрета той эпохи. Кабинет свидетельствовал о процветании, непоколебимости финансового положения его владельца. Темные тона, неяркое освещение, выделяющее лишь стол и кресло хозяина – вот интерьер рабочего кабинета зажиточного горожанина.

Все в таком доме должно было свидетельствовать о том, что хозяин его – человек серьезный и основательный, блюдущий правила христианского благочестия, не гонящийся за внешней мишурой, но не экономящий на признаках подлинного богатства. Дом горожанина был его крепостью, за стенами которой он мог укрыться от житейских бурь.

Дома знати в эпоху Возрождения, особенно в XV–XVI вв., отличались пышностью и великолепием. Это, собственно, были и не дома, а настоящие дворцы. Строились они, как правило, не в черте города, а в окрестностях – поближе к природе, подальше от вечной городской вони и грязи. Богачи – выходцы из третьего сословия, тоже стремились обзавестись домом на природе. Особенно загородные виллы любила итальянская знать. Знаменитая вилла Медичи под Флоренцией посрамляла своим великолепием многие дворцы знати. Распространение гуманистической культуры породило среди европейской знати моду на собирание античного искусства. Виллы богачей украшали чудом уцелевшие античные статуи, фрагменты мозаик и мраморных рельефов, снятых с фасадов древних строений. Мраморные полы, широкие стрельчатые окна, просторные лестницы, внутренние дворы с галереями, беседки создавали впечатление роскоши и простора, особенно по контрасту с городами, где вечно не хватало пространства.

Рис. 182 [Илл. – Дворец Медичи в XVI в. Renaissance, стр. 81]

  1. Семья

Раннее Средневековье сохраняло понятие семьи-общины, тесные связи между всеми членами рода. В XIII в. старые идеалы семьи понемногу отходили в прошлое. В новом обществе человеку приходилось рассчитывать в первую очередь на себя, а не на поддержку членов рода. Возрождение еще больше ускорило процесс формирования «семейной ячейки» нового типа. Семья для человека Возрождения состояла прежде всего из самых близких родственников – супруга, родителей и детей. Существенные изменения претерпели и отношения между членами семьи.

Ориентиры и семейные ценности в эпоху Возрождения были не те, что прежде. В Раннее Средневековье ребенок в семье был всего лишь рабочей силой. Женщины рожали по ребенку в год, и смерть большей части потомства просто уменьшала количество едоков. В принципе, в деревнях такой подход к детям ничуть не изменился. Но для горожанина, особенно имеющего собственное дело, ребенок стал большой ценностью. Сын становился наследником, продолжателем отцовского дела. Тратя деньги на обучение сына в юридической школе или в университете, отец мог рассчитывать, что приобретет верного и образованного помощника, который сумеет еще больше укрепить благосостояние и престиж семьи. Все европейские банкирские дома были исключительно семейными предприятиями, куда старались не пускать чужаков. Купцы, действующие не в компании, а на собственный страх и риск, готовили сыновей себе в помощь.

Детская смертность в Европе в эпоху Возрождения по-прежнему была очень высокой, но ребенок стал ценностью, свидетельством того, что семейное дело будет кому продолжить. По сути, ребенок для зажиточного горожанина был таким же символом процветания, как и солидный дом в городе.

Рис. 183 [Илл. – Ян ван Эйк. «Портрет супругов Арнольфини». (Storia dell'arte, т. 2 стр. 494 рис. 658)]

Забота о детях была, впрочем, характерна в это время не только у сравнительно обеспеченных категорий населения. В семьях низших слоев горожан дети тоже были своего рода «заделом» на будущее. Мастер, работающий в рамках своего цеха, старался обзавестись наследником, чтобы было кому отдать лавку и звание мастера. В крайнем случае, он выдавал дочь замуж за ученика и оставлял производство новому члену семьи. Это не противоречило негласным правилам корпоративности, сложившимся в цеховом производстве. Крестьянин, владеющий домом и некоторой собственностью, будучи лично свободным человеком, имел полное право передать свое имущество (а у кого была земля – и землю) наследникам. Европейская цивилизация перестала жить одним днем и начала заботиться о дне завтрашнем.

Наконец, в XIV–XVII вв. уже не редкость, когда престарелые родители живут под одной крышей со взрослыми детьми. Улучшение условий жизни естественным образом повлекло за собой и увеличение продолжительности жизни. Впрочем, в эпоху прагматичных дельцов в любом социальном явлении следует искать соответствующий смысл. Забота о родителях, обеспечивших детям успех и процветание, была для человека залогом того, что и собственные дети обеспечат ему заботу на старости лет.

Рис. 184 [Илл. – Доменико Гирландайо. «Старик с ребенком». XV в. (Storia dell'arte, т. 2 стр. 680 рис. 922)]

Но было бы неверно считать, что в эпоху Возрождения в семейной жизни христианского общества наступила идиллия. Дети, как и в прежние века, продолжали трудиться с малых лет, особенно в крестьянских семьях. Они считались идеальной рабочей силой – платить им можно было гораздо меньше, а трудились они так же, как и взрослые. Более того, дети нередко выполняли опасные работы, на которых работодателю невыгодно было использовать обученных взрослых работников. Не существовало никакого трудового законодательства, защищавшего детей. Их рабочий день длился по шестнадцать-восемнадцать часов в сутки. Малолетние дети, кроме того, были идеальным материалом для расплодившихся в европейских городах сообществах нищих. Ребенка могли купить у его родителей или попросту украсть. Затем его калечили и отправляли собирать милостыню, либо пристраивали к какому-нибудь воровскому ремеслу.

Образование в эпоху Возрождения – удел по-прежнему немногих. Воспитанием и образованием ребенка занимались исключительно дома, при этом его готовили к продолжению фамильного дела. Светские школы и университеты существовали для взрослых людей. Знатные люди особенно не утруждали себя и своих детей образованностью, но они умели читать и писать – без этого было уже неприлично. Для удовлетворения потребностей в знании можно было нанять секретаря, человека с блестящим латинским и греческим языком, знатока «свободных искусств», который мог при желании родителей обучать и детей, и их самих. Многие выпускники гуманистических школ и академий в XV – XVI вв. считали за честь устроиться при дворе крупного вельможи на секретарскую или иную придворную должность. Среди секретарей и придворных поэтов той поры было немало выдающихся писателей, поэтов и философов, чьи труды составили гордость культуры Возрождения.

Значительно изменилась роль женщины в семье (по крайней мере, что касалось третьего сословия). На нее возлагалась обязанность хранительницы домашнего очага. Муж обеспечивал семью, жена вела хозяйство. Богатая горожанка могла и не притрагиваться к хозяйству, нанимая служанок и кухарок и лишь присматривая за ними. Социальный статус женщины-горожанки заметно повысился. Она могла позволить себе дорогие наряды и украшения, которые прежде покупали себе только знатные дамы. Женщина в зажиточной городской семье была фактически не менее важной фигурой, чем мужчина. В то же время многие историки, занимавшиеся исследованиями семьи в различные исторические периоды, отмечают, что женщина в эпоху Возрождения не только в дворянских семьях, но и в городской среде понемногу становилась в первую очередь украшением дома, призванным тешить самолюбие хозяина.

Рис. 185 [Илл. – Знатная горожанка. Со средневековой гравюры. (Детский Плутарх, стр. 437)]

В целом, европейская семья осталась такой же, какой была всегда – патриархальной, с полной родительской властью над детьми. Главой семьи по всем законам считался мужчина-кормилец. Он был вправе вершить собственный суд над членами семьи – и над собственной женой в том числе. Женщина, полностью зависевшая от мужа в материальном отношении, была мало защищена законами. Более того, к мужчине, убившему жену, суд обычно относился гораздо мягче, чем к жене, убившей мужа. За подобное преступление женщин обычно сжигали. Архивы инквизиции сохранили немало документов, посвященных расследованию того, как женщины убивали мужа или детей. Нередко этих преступниц обвиняли в колдовстве, поскольку убийство детей женщина могла совершить лишь по сговору с дьяволом, принеся ему в жертву «плоть от плоти своей». Тот факт, что таких судов над мужчинами почти не было, свидетельствует лишь о том, что злодеяние со стороны мужчины считалось фактически дозволенным.

Единственно, чего мужчина не мог себе позволить – это развестись с женой. Церковный брак, единственная признанная обществом форма брака, заключался однажды и на всю жизнь. Получить развод можно было в некоторых случаях (например, при неспособности жены родить ребенка), однако на это требовалось особое разрешение церковных властей. Из этого правила не было исключений ни для кого. Даже английский король Генрих VIII, пожелав развестись со своей первой женой, вынужден был обратиться к папе римскому за разрешением. Когда же в разводе ему было отказано, король просто разорвал отношения с Римом, а епископы английской церкви без проблем разрешили ему развестись и жениться вторично.

Вдовый мужчина мог жениться второй раз, однако к овдовевшим женщинам общество относилось гораздо строже. Вышедшая замуж второй раз вдова подвергалась всеобщему осуждению, поскольку в глазах общества ставила «радости плоти» выше священной памяти о покойном супруге. Подобное отношение сохранилось в Европе и в последующие века. О том, как относились европейцы к супружеским изменам, можно судить по многочисленным образчикам западноевропейский светской литературы эпохи Возрождения, начиная с «Декамерона» Боккаччо. Прелюбодеяние – одна из излюбленных тем «городской» прозы XIV – XVI вв. Муж, уезжая из родного города, изменяет жене. Жена, пользуясь отсутствием мужа, вовсю изменяет ему. Постоянный персонаж «постельной сцены» – монах либо бедный студент, пользующийся благосклонностью знатной дамы. Измена частенько оказывается нераскрытой, либо жене (чаще всего именно муж застает изменницу, а не наоборот) удается выкрутиться, одурачив супруга. Но и наказание, которое следует в случае обнаружения супружеской неверности, обычно тяжелее обрушивается на женщину. Авторы многочисленных новелл прямо или косвенно осуждают за измену именно жен, не способных противостоять своей похоти. Мужская измена считается почти естественной вещью.