Литературная антиутопия Лао Шэ

Свой драматический социальный опыт человечество XX в. осмысливало не только в форме научных исследований и публицистических эссе, но и в форме литературно-художественной. «Мы» Е. Замятина, «О дивный новый мир» О. Хаксли, «Замок» Ф. Кафки, «Скотный двор» и «1984» Дж. Оруэлла и многие другие произведения, созданные в жанре антиутопии, оказались пророческими: в них с поразительной точностью были угаданы многие грядущие процессы, в то время на поверхности общественной жизни еще не проступившие.

У известного немецкого социолога Макса Вебера есть понятие «идеального общественного типа». Это то, чего в социальной истории непосредственно наблюдать нельзя, но что извлекается в качестве обобщения из ряда ее явлений, объединенных одной логикой, одним принципом. В этом смысле все написанные в XX в. антиутопии, независимо от своеобразия каждой из них, представляют собой ценный материал для извлечения «идеального типа» общества несвободы. Например, сопоставляя «Единую Государственную Науку» в мире, придуманном Замятиным, и «Ангсоц» («английский социализм») в оруэлловской Океании, мы можем умозаключить, что в данном типе общества должно наличествовать учение, которое всецело организует сознание граждан, не будучи доктриной религиозной. И здесь не важно, что у Замятина действие происходит через тысячу лет, а у Оруэлла — 1984 г., который человечество как-никак миновало, типология остается в силе.

Все необходимые компоненты этого идеального общественного типа можно обнаружить и в «Записках о Кошачьем городе» Лао Шэ (1899 — 1966) — китайского писателя, на протяжении многих лет с одинаковым успехом выступавшего и в прозе, и в драматургии, и в публицистике. Здесь и политическое учение «всеизма», и политические партии («свары»), стремящиеся урвать себе побольше благ под видом борьбы за благо народа, и сам народ, оболваненный, обманутый, доверчиво участвующий в чужих политических играх и жующих «дурманные листья», чтобы утолить голод.

Книга Лао Шэ очень напоминает «Историю одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина и «Остров пингвинов» А. Франса. Сам же автор сравнивал ее с «Первыми людьми на Луне» Г. Уэллса. В этом сравнении много справедливого: действие «Записок» происходит на Марсе, куда прилетел герой романа — образованный и гуманный китаец. Однако по социальной остроте произведение Лао Шэ намного превосходит роман Уэллса. По художественному допущению автора, люди, живущие на Марсе, ведут свой род от хитрых и не всегда благородных кошек, и эти качества не могут не сказываться в жителях Кошачьего государства.

Книга написана в 1933 г. в Германии, где события давали достаточно материала для сравнений и обобщений. Китай в это время переживал тот период «смутного времени», который, видимо, суждено пережить каждому народу, и подчас не единожды. В стране власть Гоминьдана⁹⁴, проводящего террор в отношении всех своих противников, и прежде всего против созданных под руководством КПК отрядов Красной армии Китая. Создано оппозиционное Временное центральное правительство Китайской Советской республики. Трагедию гражданской войны усиливает оккупация Японией Северо-Восточного Китая и создание там марионеточного государства во главе с последним императором цинской династии (отрекшимся от престола в 1912 г.). Разглядеть в этом водовороте событий контуры «Кошачьего города» мог лишь человек, обладающий аналитическим умом и колоссальной художественной интуицией.

У антиутопий есть одна особенность: чтобы вызвать живой интерес читателя, его эмоциональную реакцию, они должны читаться в свой час. Тех, для кого напророченное будущее отчасти превратилось в прошедшее, картины «дивного нового мира» уже, как правило, не ошеломляют, не бьют по чувствам. Однако в запоздалом знакомстве с классическими антиутопиями (на русский язык книга Лао Шэ была переведена лишь в 1969 г.) есть и свое преимущество: после того как не одно поколение испытало описанное на своем опыте, заведомая фантазийность данного литературного жанра позволяет сосредоточиться на бесстрастном анализе — как все это могло оказаться столь близким к правде? Такое отсроченное во времени чтение рождает ощущение неслучайности описанного. Сегодняшнему читателю антиутопии как бы говорят: «То, что пронеслось на поверхности исторических событий, имеет корень, который настало время извлечь».