Русская государственная идея в общественно-политической мысли россии XIX — XX вв.

Россия прошла великую школу государственного строительства. Ее исторический путь, столь часто требовавший предельного напряжения и концентрации национальных сил, был сопряжен с постоянной работой государственного ума, государственным творчеством и непоколебимой верностью самой идее державности. Так постепенно сложилось богатейшее наследие общественно-поли­ти­чес­кой мысли России, отличающееся разнообразием мировоззренческих установок, методологических подходов, теоретических и идеологических построений.

Исторически первым, наиболее ранним направлением отечественной политической культуры, положившим начало осмыслению проблемы государственной власти, стал русский политический консерватизм, и потому именно ему посвящен материал, представленный в третьей части хрестоматии «Общественно-политическая мысль России».

Термин «политический консерватизм» употребляется в данном случае (довольно условно) для обозначения того умонастроения, в русле которого сформировался комплекс базовых, фундаментальных представлений о государственности, получивший впоследствии название «русской государственной идеи». Слово «консерватизм» означает ориентацию на сохранение организующей, системообразующей государственной формы, ориентацию на жесткое отсечение от государственного организма и политической культуры всего органически чуждого, привнесенного извне и в силу этого неспособного к несению бремени гармонической целостности национальной государственности. Речь идет не об охранительстве ради охранительства, но и о допустимых пределах духовного, культурного и социально-политического формотворчества, за которыми любое явление неизбежно утрачивает свою сущность, «самость», свою неповторимую живую душу и начинает движение по пути саморазрушения. Эту мысль предельно четко сформулировал К. Н. Леонтьев: «Государственная форма у каждой нации, у каждого общества своя; она в главной основе неизменна до гроба исторического…» [Цит. по 1. С. 143]. В этом смысле разрушение органически возникшей государственной формы есть гибель нации. А попытки примерить, перенять для себя чужие государственные формы (как бы ни были они хороши на своей почве) ведут к тяжелейшей мутации, вырождению национальной общности.

Каждый из наиболее ярких идеологов русской державности — Н. Я. Данилевский и К. Н. Леонтьев, К. П. Победоносцев и Л. А. Тихомиров, И. А. Ильин и И. Л. Солоневич, — явление настолько значительное и оригинальное, непохожее на других, что объединение их на некой «общей основей, попытки по-школьному выстроить «хронологический ряд» с «предшественниками», «последователями» и «связующими звеньями» неизбежно создают ощущение некоторой искусственности. И все-таки такая общая основа имеется, — это идея самобытности «русского пути», глубокая убежденность в том, что государственность русского (как впрочем, и любого другого) народа не может укореняться на чужих, искусственных, подражательных основах. Все представленные в хрестоматии мыслители и общественные деятели рассматривали Россию не просто как государство, а как центр особой, единственной в мире православно-славянской цивилизации, произрастающей из столь же уникальной — православной — духовности. Не «культурный мост» между Западом и Востоком и не евразийский гибрид, а «целый особый мир» (К. Н. Леонтьев), самостоятельный, неповторимый духовный космос и социум, не сводимый ни к западной, ни к восточной традиции. За задачами чисто государственными, политическими русские исследователи видели задачу сверхгосударственную — мировую, духовно-организующую миссию России.

Отношение представителей русского политического консерватизма к самому феномену государственности можно выразить словами К. Н. Леонтьева: «Государство есть… как бы дерево, которое достигает своего полного роста, цвета и плодоношения, повинуясь некоему таинственному… деспотическому поведению внутренней, вложенной в него идеи» [3. С. 77]. Такой «внутренней идеей» российского государства, «вложенной» в него в 988 г., явилось православие, одухотворявшее на протяжении многих веков жизнь нашего Отечества и его политическую культуру. Из духовных идеалов православия проистекал тот общественно-религиозный уклад жизни, в том числе и политической, тот особый строй ума и чувств, который К. Н. Леонтьев именовал «культурой византийской дисциплины».

Сообщая человеческому уму и сердцу вечные космологические и космогонические истины, развертывая перед человеком картину его посмертной судьбы, любая религия одновременно ставит его и перед этическими выводами, из которых, в свою очередь, слагается личная и общественная нравственность. Последняя же не может не влиять на понимание феноменов исторических, социальных, политических. Именно в этом смысле русская национальная философская и общественно-политическая мысль всегда оставалась православной: в трактовке бытийного призвания человека, в ценностных ориентациях личности и общества. Это в полной мере относится и к политическому идеалу: наиболее приемлемым для православного народа считался тот общественный строй, который бы создавал наилучшие условия для воплощения в жизнь евангельских заповедей и по возможности оберегал человека от греха — главного препятствия на пути к личному спасению.

Таким общественным устройством единодушно признавалась православная монархия как «единственная государственная форма, отвечающая принципам Святого Православия» [2. С. 23], как «верховенство православного нравственного идеала» [4. С. 615], как «симптом известного духовного строя народа» [Цит. по: 2. С. 20]. Власть православного царя полагалась главным орудием устроения жизни таким образом, чтобы весь ее уклад способствовал спасению душ подданных для Царства Небесного. На протяжении столетий основные начала жизни нашего народа определялись лозунгом «Православие. Самодержавие. Народность». Формально предложенный графом Уваровым в начале XIX в., он по существу определял устроение русского социума с эпохи царствования Ивана Третьего. Вместе с образованием централизованного русского православного государства в сознании наших предков утвердилось понимание невозможности гармонического устроения общества без опоры на три важнейших элемента: духовный, государственный и национальный.

Клеймо «реакционеров», наложенное на русских православных мыслителей-государственников после 1917 года, надолго преградило нам доступ к их наследию. Да, они действительно были реакционерами. В эпоху «всеобщего прогресса» с его качественным оскудением жизни при внешнем увеличении комфорта и материального богатства, с его всеобщим усреднением личности на уровне сытого, здорового, духовно непритязательного, исправно функционирующего «цивилизованного» обывателя, — в эту эпоху они потребовали сохранения и укрепления (по крайней мере в России) православной духовности и нравственности, жесткого сословного государства, монархического правления, восстановления национальной самобытности культуры, быта, личности. На языке науки такая позиция называется стремлением к ре-акции, — к противодействию, повороту к прошлому. Тогда еще это прошлое было живым и животворящим, предохраняющим русскую культуру от разложения и гибели. В этом смысле русская государственная мысль была столь же реакционна, сколь реакционна вся русская вера, русская культура, русская идеология.

* * *

Представленные в этой части работы существенно отличаются друг от друга по своим лексическим и стилистическим особенностям, идейно-насыщенности текста. Это потребовало различной методики изложения их содержания в учебном пособии. Традиционная хрестоматийная форма непосредственного воспроизведения материала первоисточников сочетается с фрагментарно-описа­тель­ной и катехизической. Такой подход позволил представить авторские идеи и концепции в более обобщенном и систематизированном виде, сделать их более доступными для восприятия читателем, не имеющим специального гуманитарного образования.

И еще одно предварительное замечание. Большинство положенных в основу хрестоматии работ представляют собой фундаментальные научные труды, весьма значительные по объему. Тексты пособия, разумеется, не могут дать целостного представления о содержании того или иного первоисточника; они способны лишь составить о нем самое общее впечатление, которое, как известно, часто бывает не вполне адекватным. Любой фрагментарный подход, даже снабженный методическим инструментарием, неизбежно скрывает внутреннюю логику научной мысли. Чем глубже и богаче произведение по своему содержанию, тем более целостного, более комплексного подхода требует оно для своего осмысления. Составители надеются, что знакомство с материалами хрестоматии побудит читателей к прочтению первоисточников в их полном объеме.

Авторы-составители части третьей — Т. В. Богомолова, И. В. Волкова, С. Г. Галаганова, Е. Е. Гришнова, В. В. Легчилин, В. С. Пусько; научный редактор С. Г. Галаганова.