92 Обращение православных епископов из Соловецких островов к правительству ссср (май 1927)

Несмотря на основной закон Советской конституции, обес­печивающий верующим полную свободу совести, религиозных объединений и проповеди, Православная Российская Церковь до сих пор испытывает весьма существенные стеснения в своей деятельности и религиозной жизни. Она не получает разреше­ния открыть правильно действующие органы центрального и епархиального управлений, не может перенести свою деятель­ность в ее исторический центр – Москву; ее епископы или вовсе не допускаются в свои епархии, или, допущенные туда, бывают вынуждаемы отказаться от исполнения самых сущест­венных обязанностей своего служения – проповеди в церкви, посещения общин, признающих их духовный авторитет, иногда даже посвящения. Местоблюститель Патриаршего Престола и около половины православных епископов томятся в тюрьмах, в ссылке или на принудительных работах. Не отрицая действи­тельности этих фактов, правительственные органы объясняют их политическими причинами, обвиняя православный епископат и клир в контрреволюционной деятельности и тайных замыслах, направленных к свержению советской власти и восстановлению старого порядка.

Уже много раз Православная Церковь, сначала в лице по­койного Патриарха Тихона, а потом в лице его заместителей, пыталась в официальных обращениях к Правительству рассеять окутывающую ее атмосферу недоверия. Их безуспешность и искреннее желание положить конец прискорбным недоразуме­ниям между Церковью и Советской властью, тяжелым для Церкви и напрасно осложняющим для государства выполнение его задач, побуждают руководящий орган Православной Церкви еще раз с совершенной справедливостью изложить перед Пра­вительством принципы, определяющие ее отношение к государ­ству.

Подписавшие⁷¹ настоящее заявление отдают себе полный отчет в том, насколько затруднительно установление взаимных благожелательных отношений между Церковью и государством в условиях текущей действительности и не считают возможным об этом умолчать. Было бы неправдой, не отвечающей досто­инству Церкви и притом бесцельной и ни для кого не убеди­тельной, если бы они стали утверждать, что между Православ­ной Церковью и государственной властью Советских республик нет никаких расхождений. Но это расхождение состоит не в том, в чем желает видеть политическая подозрительность и в чем его указывает клевета врагов Церкви. Церковь не касается перераспределения богатств или их обобществления, так как всегда признавала это правом государства, за действия кото­рого она не ответственна. Церковь не касается и политической организации власти, ибо лояльна в отношении правительств всех стран, в границах которых имеет своих членов. Она ужи­вается со всеми формами государственного устройства от восточной деспотии старой Турции до республики Северо-Аме-риканских Штатов. Это расхождение лежит в непримиримости религиозного учения Церкви с материализмом, официальной философией коммунистической партии и руководимого ею Пра­вительства советских республик...

...При таком глубоком расхождении в самых основах миро­созерцания между Церковью и государством не может быть никакого внутреннего сближения или примирения, как невоз­можно примирение между положением и отрицанием, между да и нет, потому что душою Церкви, условием ее бытия и смыслом ее существования является то самое, что категорически отри­цает коммунизм.

...При таком непримиримом идеологическом расхождении между Церковью и государством, неизбежно отражающемся на жизнедеятельности этих организаций, столкновение их в работе дня может быть предотвращено только последовательно прове­денным законом об отделении Церкви от государства.

Такой закон, изданный в числе первых революционным Пра­вительством, вошел в состав Конституции СССР и мог бы при изменившейся политической системе до известной степени удовлетворить обе стороны. Церковь не имеет религиозных оснований его не принять. Господь Иисус Христос заповедал нам предоставлять "кесарево", т.е. заботу о материальном благополучии народа, "кесарю", т.е. государственной власти, и не оставил своим последователям завета, влиять на изменение государственных форм или руководить их деятельностью. Со­гласно этому вероучению и традициям, Православная Церковь всегда сторонилась политики и оставалась послушной государ­ству во всем, что не касалось веры...

При создавшемся положении Церковь желала бы только полного и последовательного проведения в жизнь закона об отделении Церкви от государства. К сожалению, действитель­ность далеко не отвечает этому желанию. Правительство, как в своем законодательстве, так и в порядке управления, не оста­ется нейтральным по отношению к вере и неверию, но совер­шенно определенно становится на сторону атеизма, употребляя все средства государственного воздействия к его насаждению, развитию и распространению, в противовес всем религиям. Церковь, на которую ее вероучением возлагается религиозный долг проповеди Евангелия всем, в том числе и детям верующих, лишена по закону права выполнить этот долг по отношению к лицам, не достигшим 18-летнего возраста... Основной закон дает гражданам право веровать во что угодно, но он сталкива­ется с законом, лишающим религиозное общество права юри­дического лица и связанного с ним права обладания какой бы то ни было собственностью...

В порядке управления правительство принимает все меры к подавлению религии: оно пользуется всеми поводами к закры­тию церквей и обращению их в места публичных зрелищ и упразднению монастырей, несмотря на введение в них трудового начала, подвергает служителей церкви, всевозможным стеснения» в житейском быту, не допускает лиц верующих к преподаванию в .школах, запрещает выдачу из общественных библиотек книг религиозного содержания и даже только идеа­листического направления и устами самых крупных государст­венных деятелей неоднократно заявляло, что та ограничитель­ная свобода, котброй Церковь еще пользуется, есть временная мера и уступка вековым религиозным навыкам народа.

Из всех религий, испытывающих на себе всю тяжесть перечис­ленных стеснений, в наиболее стесненном положении находится Православная Церковь, к которой принадлежит огромное боль­шинство русского населения, составляющего подавляющее большинство и в государстве. Ее положение отягчается еще тем обстоятельством, что отколовшаяся от нее часть духовенства, образовавшая из себя обновленческую схизму, стала как бы государственной церковью, которой Советская власть, вопреки ею же изданным законам, оказывает покровительство в ущерб Церкви Православной. В официальном акте правительство зая­вило, что единственно законным представителем Православной Церкви в пределах СССР оно признает обновленческий Синод. Обновленческий раскол имеет действующие беспрепятственно органы высшего и епархиального управления» его епископы допускаются в епархии, им разрешается посещение общин, в их распоряжение почти повсеместно переданы отобранные у православных соборные храмы, обыкновенно вследствие этого пустующие. Обновленческое духовенство в известной степени пользуется даже материальной поддержкой правительства... 'Большая часть православных епископов и священнослужителей, находящихся в тюрьмах и ссылке, подверглась этой участи за их успешную борьбу с обновленческим расколом, которая по закону составляет их бесспорное право в порядке управления, но рассматривается в качестве противодействия видам прави­тельства.

Православная Церковь не может, по примеру обновленцев, засвидетельствовать, что религия в пределах СССР не подвер­гается никаким стеснениям и что нет другой страны, в которой она пользовалась бы столь полной свободой... Напротив, со .всей справедливостью она должна заявить, что не может при­знать справедливым и приветствовать ни законов, ограничивающих ее в исполнении своих религиозных обязанностей, ни административных мероприятий, во много раз увеличивающих тяжесть этих законов, ни покровительства, оказываемого в ущерб ей обновленческому расколу. Свое собственное отноше­ние к государственной власти Церковь основывает на полном и последовательном проведении в жизнь принципа раздельно­сти Церкви и государства. Она не стремится к ниспровержению существующего порядка и не принимает участия в деяниях, направленных к этой цели, она никого не призывает к оружию и политической борьбе, она повинуется всем законам и распо­ряжениям гражданского характера, Но она желает сохранить в полной мере свою духовную свободу и независимость, предо­ставленные ей Конституцией и не может стать слугою государ­ства. Лояльности Православной Церкви советское правительст­во не верит. Оно обвиняет ее в деятельности, направленной к свержению нового порядка и восстановлению старого. Мы считаем необходимым заверить правительство, что эти обвине­ния не соответствуют действительности. В прошлом, правда, имели место политические выступления Патриарха, подавшие повод к этим обвинениям, но все изданные Патриархом акты подобного рода направлялись не против власти в собственном смысле. Они относятся к тому времени, когда революция про­являла себя исключительно со стороны разрушительной, когда все общественные силы находились в состоянии борьбы, когда власти в смысле организованного правительства, обладающего необходимыми орудиями управления, не существовало...

...Свои отношения к гражданской власти на основе закона об отделении Церкви от государства Церковь мыслит в такой форме. Основной закон нашей страны устраняет Церковь от вмешательства в политическую жизнь. Служители культа с этой целью лишены как активного, так и пассивного избирательного права, и им запрещено оказывать влияние на политическое самоопределение масс силою религиозного авторитета. Отсю­да следует, что Церковь, как в своей открытой деятельности, так и в своем интимном пастырском воздействии на верующих, не должна подвергать критике или. порицанию гражданские мероприятия правительства, но отсюда вытекает и что она не должна и одобрять их, так как не только порицание, но и одобрение правительства есть вмешательство в политику и право одобрения предполагает право порицания или хотя бы право воздержания от одобрения, которое всегда может быть понято как знак недовольства и неодобрения...

С полной искренностью мы можем заверить правительство, что ни в храмах, ни в церковных учреждениях, ни в церковных собраниях от лица Церкви не ведется никакой политической пропаганды. Епископы и клир и на будущее время воздержатся от обсуждения политических вопросов в проповедях и пастыр­ских посланиях...

Совершенное устранение Церкви от вмешательства в пол­итическую жизнь в Республике с необходимостью влечет за собой и ее уклонение от всякого надзора за политической благонадежностью своих членов. В этом лежит глубокое разли­чие между Православной Церковью и обновленческим раско­лом, органы управления которого и его духовенство, как это видно из их собственных неоднократных заявлений в печати, взяли на себя обязательство перед правительством следить за лояльностью своих единоверцев, ручаться в этом отношении за одних и отказывать в поруке другим. Православная Церковь считатет сыск и политический донос совершенно несовмести­мыми с достоинством пастыря... Их этих же принципов вытекает и недопустимость церковного суда по обвинению в политиче­ских преступлениях. Обновленческий раскол, возвращая себя в положение государственной церкви, такой суд допускает... В качестве условий легализации церковных учреждений предста­вителем ОГПУ неоднократно предъявлялось Патриарху Тихону и его заместителям требование доказать свою лояльность по отношению к правительству путем осуждения русских еписко­пов, действующих заграницей против советской власти. Исходя из изложенных выше принципов, мы не можем одобрить обра­щения церковного амвона и учреждений в одностороннее ору­дие политической борьбы...

Зарубежных епископов мог бы судить только Собор право­славных епископов, но вполне авторитетный Собор не может состояться уже потому, что около половины православных епи­скопов находятся в тюрьме или ссылке, и, следовательно, их кафедры не могут иметь законного представительства на Собо­ре.

Согласно Церковным правилам вселенского значения, необ­ходимо личное присутствие обвиняемых на суде и только в случае злонамеренного уклонения их от суда разрешается за­очное слушание дела. Зарубежные епископы, тяжкие политиче­ские преступники в глазах советской власти, в случае их при­бытия в пределы СССР были бы лишены гарантии личной безопасности...

Закон об отделении Церкви от государства двусторонен, он запрещает Церкви принимать участие в политике и гражданском управлении, но содержит в себе и отказ государства от вмеша­тельства во внутренние дела Церкви; в ее вероучение, богослу­жение и управление.

Всецело подчиняясь этому закону, Церковь надеется, что и государство добросовестно исполнит по отношению к ней те обязательства по сохранению ее свободы и независимости, которые в этом законе оно на себя приняло.

Церковь надеется, что не будет оставлена в этом бесправ­ном и стесненном положении, в котором она находится по настоящее время, что законы об обучении детей закону Божию и о лишений религиозных объединений прав юридического лица будут пересмотрены и изменены в благоприятном для Церкви направлении, что останки святых, почитаемых Церковью, пере­станут быть предметом кощунственных действий и из музеев будут возвращены в храмы.

Церковь надеется, что ей будет разрешено организовать епар­хиальное управление, избрать Патриарха и членов Священного Синода, действующих при нем, созвать для этого, когда она признает это нужным, епархиальные съезды и Всероссийский Православный Собор...

Церковь надеется также, что деятельность созданных таким образом церковных учреждений не будет поставлена в такое положение, при котором назначение епископов на кафедры, определения о составе Священного Синода, им принимаемые решения – проходили бы под влиянием государственного чи­новника, которому, возможно, будет поручен политический над­зор над нами.

Представляя настоящую памятную записку на усмотрение Правительства, Российская Церковь еще раз считает возмож­ным отметить, что она с совершенною искренностью изложила перед советской властью как затруднения, мешающие установ­лению взаимно-благожелательных отношений между Церковью и государством, так и те средства, которыми они могли бы быть устранены...

Если предложения Церкви будут признаны приемлемыми, она возрадуется о правде тех, от кого это будет зависеть. Если ее ходатайство будет отклонено, она готова на материальные лишения, которым подвергается, встретит это спокойно, памя­туя, что не в целости внешней организации заключается ее сила, а в единении веры и любви преданных ей чад ее, наипаче же возлагая свое упование на непреоборимую мощь ее Боже­ственного Основателя и на Его обетование о неодолимости Его Создания⁷².