Герд Штриккер. Роман ресслер – православный христианин на западе Этот труд посвящается профессору доктору Роману Ресслеру

Роман Ресслер родился в Берлине в 1914 году. Его предками были остзейские немцы из Риги. Отец, Рихард Ресслер, лютеранин, перед первой мировой войной пере­селился в Берлин, где стал профессором высшей музы­кальной школы по классу фортепиано. После войны среди его учеников было много русских эмигрантов, часто посещавших дом Ресслеров. Таким образом, Роман Ресслер рано познакомился с русскими и, конечно, с православием, и это его знакомство постоянно углублялось. Во время второй мировой войны он служил тыловым офицером связи немецкой армии в России и на Украине. Ресслер стремился установить хорошие отношения между немецкими солда­тами и православным населением и способствовал откры­тию храмов, закрытых при Сталине. После войны он перешел из протестанства в православие, что было следствием долгих размышлений. Решающим фактором для этого шага, в определенной степени, послужили его встречи с православными в оккупированных немцами областях России и Украины.

До войны Роман Ресслер работал по технической специальности, но все пережитое в России и принятие православия заставили его обратиться к славянской культуре – он занялся славянской филологией в Гейдельберге. Кандидатская диссертация его была на тему: "Мировозз­рение Бердяева" (Геттинген, 1956 г.). Наряду с многочис­ленными статьями по современной церковной истории, Ресслер написал свой главный научный труд – докторскую работу на тему: "Церковь и революция в России. Патриарх Тихон и Советское государство" (Кельн-Вена, 1969 г.). Архиепископ Брюссельский Василий (Кривошеий, 1900– 1985), состоявший в Московской Патриархии, написал в своем отзыве в "Вестнике Русского Студенческого Христи­анского Движения" (Париж, 1970, № 69, с. 69–70): "Недавно вышедшая в свет на немецком языке книга Романа Ресслера "Церковь и революция в России. Патриарх Тихон и Советское государство" является одним из наиболее обстоятельных, обширных и беспристрастных исследований по истории нашей Церкви в первые годы революции. И эта беспристрастность ее автора, его желание быть объективным и искать прежде всего установления исторической правды, сочетается у него с большой любовью и сочувствием как к Русской Православной Церкви в эти тяжкие для нее годы испытаний вообще, так и к личности в Бозе почившего Святейшего Патриарха Тихона в частности. Так что труд Ресслера можно было бы назвать замечательной апологией как личности Патриарха Тихона, так и всей его церковной линии, если бы слово апология не носило характер одностороннего освещения или подбора фактов, чего у Ресслера совершенно нет и чем он так выгодно отличается от многочисленных полемических или апологетических писаний на ту же приблизительно тему более журналистского, чем научного характера, к какому бы лагерю авторы ни принадлежали".

В 70-е годы профессор Ресслер был директором славянского отдела прикладной лингвистики при универ­ситете города Майнца в Гермерсхайме. Последние годы жизни он напряженно работал над переводом русских документов для немецкого издания этого сборника, при­кованный к постели тяжелой болезнью, от которой он и умер 5 октября 1990 года.

Характерными чертами Романа Ресслера были точность и аккуратность, а также свойственное ему прусское, в лучшем смысле этого слова, чувство ответственности. Его неисчерпаемая доброта, благородство и любезность привле­кали к нему людей.

Во время совместной работы над немецким изданием документов с 1984 по 1987 год профессор Ресслер стал моим старшим другом. Наши постоянные деловые встречи стали необходимостью из-за его ухудшавшегося здоровья. Лежа на больничной кровати, он обсуждал со мной выбор документов, проблемы перевода, вопросы, касающиеся моих интерпретаций и комментариев. Доминирующей темой наших разговоров была судьба Русской Православной Церкви в Советском Союзе и в диаспоре. Таким образом я узнал о самой его большой боли – страдании его Церкви. Ведь он сознательно стал мирянином именно Московской Патриархии. Не таким, конечно, какими были (по крайней мере до 1990 г.) многие немцы в патриарших приходах, либо закрывавшие глаза на наличие давления на Церковь в СССР, либо безоговорочно и фанатически защищавшие советскую политику и раболепную по отношению к коммунистическому режиму позицию официальной Церк­ви. Он до конца остался мирянином РПЦ, несмотря на ясное понимание происходившего в Москве и Советском Союзе – особенно того какому давлению подвергалась Церковь со стороны государства; он также ясно видел, как много вреда порой было нанесено Церкви самими церков­ными деятелями – епископами и священниками. Ресслер остался в Патриаршей Церкви несмотря на то, что у него было много друзей в РПЗЦ (Русской Православной Зарубежной Церкви). Для него Московский Патриархат – это каноническая Церковь. Он считал, что и в тяжелые, смутные времена он должен остаться ей верным. Однако он не закрывал глаза на мрачную судьбу своей Церкви, на ее внутреннюю болезнь, вызванную семидесятилетним угнетением безбожной властью.

Романа Реслера мучили страдания РПЦ. В отличие от многих, он горорил о ее трагическом положении: о ее несчастьях, об ее угнетении, преследованиях, то есть о том, о чем представители Московского Патриархата чаще

15 всего не осмеливались и даже иногда – таково было глубокое убеждение профессора Ресслера – не хотели говорить. По его мнению, некоторые иерархи и клирики были недостойны звания епископа или священника, являлись пастырями, более послушными политическому инструктажу, нежели духовному долгу- Он ясно видел трагизм положения в том, что карьеристы и сомнительные личности могли держаться на своих местах в Церкви благодаря поддержке уполномоченных Совета по делам религий, тогда как епископов и священников, рисковавших всем для своей Церкви, ссылали "на край света", как епископа Полтавского и Кременчугского Феодосия (Дикуна) в 1979 году, который был переведен в Астрахань из-за своего обличительного письма Брежневу, написанного в 1977 году (Док. 369), или заставляли уйти в монастырь "по состоянию здоровья" (за штат – в монастырское заключение), как архиепископа Калужского и Боровского Ермогена после его памятной записки Патриарху в 1967 году (Док. 351). В худшем случае таких самоотверженных служителей Церкви приговаривали по статье 70 Уголовного Кодекса (антисоветская агитация и пропаганда) или по другим статьям к тюремному или лагерному сроку (священник Глеб Якунин, 1979–1987 гг.), отправляли в ссылку, а Церковь не могла открыто им помочь, так как она подвергалась государственному террору.

Романа Ресслера удручало внутреннее состояние Церк­ви, которое было естественным последствием этого ненор­мального положения, но как же он бывал счастлив при встречах с епископами или священниками, которым он мог – или думал, что им можно – доверять. Кроме нескольких священников, знакомых ему с молодых лет (некоторые из них впоследствии стали епископами, правда, не Московской Патриархии), на Западе было лишь несколько надежных людей. Архиепископа Берлинского и Германского Мелхиседека (Лебедева), Экзарха Централь­ной Европы (1978–1984), Роман Ресслер считал таким человеком. Преемники архиепископа Мелхиседека в Бер­линском Экзархате не пользовались у него доверием. Другие епископы Московской Патриархии, имеющие (или имевшие) кафедры в Германии и Австрии, причиняли ему настоящую боль – своими личными качествами или из-за своей деятельности в прошлом. Он часто говорил: "Если бы у нас на Западе вместо этих епископов были настоящие пастыри, то многие из Зарубежной Церкви перешли бы в Московский Патриархат. Только они заставляют многих оставаться в Зарубежной Церкви".

С учетом ситуации статьи Ресслера о церковном поло­жении в СССР выходили под псевдонимом. Он считался с возможностью репрессий со стороны своего церковного руководства в Германии, если бы он открыто выразил свои взгляды. Редакции разных журналов ("Хердер-Корреспонденц", Фрайбург; "Евангелишер Прессединст", Франкфурт-на-Майне; "Вера во втором мире", Цолликон, Цюрих, и другие) знали его под псевдонимом Мартин Науманн или под инициалами Μ.Ν. и Ν.Ν. Первая статья, подписанная его именем, опубликована в журнале "Вера во втором мире" в октябре 1990 года, то есть незадолго до его смерти.

С институтом "Вера во втором мире" он сотрудничал более десяти лет, обсуждая на страницах институтского журнала проблемы и дела Московского Патриархата. В своих суждениях он бывал удивительно умеренным. Так, например, он придерживался точки зрения, что Декларация митрополита Сергия 1927 года о лояльности по отношению к Советскому государству, сформировавшая церковную политику, именуемую ныне "сергианством", была единст­венной возможностью для выживания Церкви в тогдашней ситуации. Эту точку зрения в настоящее время по-новому обдумывают в Московской Патриархии.

Роман Ресслер никогда не был сторонником "холодной войны". Некоторые представители Зарубежной Церкви упрекали его за то, что он слишком мягко относился к тем или иным ситуациям. Надеемся, что подобранные им тексты убедят читателей в противоположном.

Роман Ресслер дожил до улучшения положения Церкви, начавшегося накануне празднования Тысячелетия Креще­ния Руси. Его "Путевые заметки о Ленинграде" (журнал "Вера во втором мире", № 12, 1988, с. 16–17) полны радостного возбуждения, однако он не предавался иллю­зиям. Он постоянно повторял, что внешняя свобода еще не значит предоставления государством Церкви действи­тельной внутренней свободы, что все внешние послабления не избавляют Церковь от необходимости начать мучитель­ный процесс внутреннего самоочищения: "Церковь больна от постоянного контроля, полной зависимости от государ­ства, шантажа властей, от страха и подозрений. Пройдут еще десятилетия до ее окончательного выздоровления".

Вечная память уважаемому учителю.

Герд ШТРИККЕР.