17. Последние годы брежневщины, правление Андропова и Черненко

В политических дискуссиях эра Брежнева характеризу­ется как "застойный период". Эта характеристика подходит и для церковной деятельности. Однако некоторые измене­ния происходили, несмотря на то что внешне все протекало по старому руслу, предписанному партийной доктриной. Экономический спад заставил людей задуматься. Церков­ной жизнью нельзя было управлять, исходя из партийных интересов, в частности из-за довольно тесных экумениче­ских контактов. Хотя Совет по делам религий по-прежнему был связан с КГБ, ему приходилось иногда в некоторых вопросах идти на определенные уступки, чтобы на Западе, особенно во Всемирном Совете Церквей, РПЦ могла иметь аргументы для правдоподобного доказательства наличия свободы вероисповедания в СССР. Такой показушной уступкой явилось, например, возвращение 17.5.1983 года совершенно запущенного Данилова монастыря в Москве (Док. 248). В последнее время в некоторых его зданиях (вернее в том, что от них осталось) размещался отдел металлообрабатывающего предприятия "Искра"; в одном из флигелей был устроен приют для беспризорных подростков. Ремонт должен был закончиться к празднованию Тысячелетия Крещения Руси в 1988 году и по причине громадного объема работ по восстановлению развалин, несмотря на достойную восхищения, бескорыстную работу верующих, должен был стоить (в середине 80-х годов) около 60 миллионов рублей.

Появились положительные симптомы в церковной жиз­ни. Несмотря на сковывающее обновленное законодатель­ство о религиях 1975 года, на продолжавшиеся до 1986 года закрытия храмов, атеистическую пропаганду и "целенаправленные преследования, некоторые городские общины получили с середины 70-х годов больше возмож­ностей, которые всегда зависели от личности конкретного чиновника, в чью компетенцию входил надзор за Церковью. Со временем в обществе возник интерес к религиозным вопросам, особенно к православию, что дало основание говорить о причинах возрождения христианства в России.

В то же время положение общин становилось более сложным из-за уменьшения численности священников и ограничения их деятельности, из-за обветшалости приходов и постоянного надзора за священником со стороны исполнительного приходского органа, ответственного, как правило, только перед уполномоченным Совета по делам религий. Долгое время существовала, например, опасность закрытия Почаевской лавры. На Запад постоянно проса­чивались сведения об интенсивном использовании государ­ственными органами монастырского управления лавры для подрыва монастырской жизни изнутри. (Док. 235 и 236).

В этом смысле получил печальную известность и Псково-Печерский монастырь. Его наместник, архимандрит Гавриил (Стеблюченко), с несколькими своими пособни­ками издевался над монастырской братией и паломниками, более того – ему приписывается ответственность за несколько случаев со смертельным исходом (Док. 247). В докладе о. Глеба Якунина ("О современном положении РПЦ и перспективах религиозного возрождения России", Док. 228) об этом говорится следующее: "Патриарх издает указ о смещении архимандрита Гавриила с поста намест­ника... Но едет в Псково-Печерский монастырь с ревизией сам заведующий отделом РПЦ, заместитель Куроедова – Фуров. И все становится на свои места. По его возвращении патриарший указ аннулируется". Речь идет о том самом архимандрите Гаврииле, который был рукоположен во епископа в 1988 году и отправлен в новосозданную Хабаровскую и Владивостокскую епархию. В 1990 году он был в конце концов отстранен от должности (Док. 297-300) и выслан сначала в Псково-Печерский монастырь, а затем в Рождественский монастырь на остров Коневец на Ладожском озере.

Создание в 1973 году Христианского комитета защиты прав верующих в СССР во главе с о. Глебом Якуниным свидетельствует об изменении ситуации в связи с ростом сопротивления антицерковной политике. Верующие многих приходов обращались в этот комитет, который в свою очередь посылал петиции в адрес Патриарха (Док. 227) и властей, чтобы содействовать устранению определенных нарушений.

О том, что власти не намеревались закрывать глаза на активность комитета, свидетельствует арест о. Глеба Якунина в 1979 году и полученный им лагерный срок, который был сокращен по амнистии только в 1987 году. Об этом же говорит и разгром религиозно-философских молодежных семинаров (в Москве – Александр Огород­ников, в Ленинграде – Виктор Пореш, в Смоленске – Татьяна Щипкова) и осуждение их на большие сроки, а также высылка на Запад наиболее активной сторонницы христианской женской группы "Мария" Татьяны Горячевой и арест новосибирского священника Александра Пивоварова и группы верующих, которые распространяли размножен­ную фотомеханическим способом выпущенную издательст­вом Патриархата духовную литературу, чтобы познакомить с ней широкий круг читателей.

Наконец, дело московского священника о. Димитрия Дудко, которое взволновало мировую общественность. Он стал известен на Западе после опубликования там нескольких книг духовного содержания. После литургии и вне церкви он проводил духовные беседы и некоторое время издавал журнал (Док. 239). О. Димитрий был арестован в начале 1980 года, полгода находился под Следствием, а потом выступил по Центральному телеви­дению с заявлением, что действовал по заданию ЦРУ, что в этом он раскаивается и в будущем воздержится от любой политической деятельности. После этого выступления он был освобожден и получил приход. Позднее о. Димитрий поставил свои высказывания в иной контекст, подчеркивая при этом, однако, что очень многие из его ранних дел были мотивированы политически.

Многочисленные аресты православных верующих заста­вили заместителя Генерального секретаря женевского Всемирного Совета Церквей д-ра Конрада Райзера обра­титься с деликатным запросом по этому поводу к митрополиту Коломенскому и Крутицкому Ювеналию, тогдашнему председателю ОВЦС. Ответ митрополита Ювеналия был характерно стандартным, похожим на те, которые посылались иерархами РПЦ на западные запросы годами: "К сожалению, многие стороны жизни нашего общества, включая права человека и особенно вопросы религиозной свободы, западными информационными аген­тствами подаются часто весьма искаженно, в духе так называемой психологической войны" (Док. 233).

Так называемое "религиозное возрождение" конца 70-х, начала 80-х годов по определенным причинам не получило поддержки Церкви. Во-первых, активность в этом направ­лении была запрещена. Если бы Церковь захотела проявить солидарность, она должна была бы считаться с санкциями государства. В большинстве случаев церковное возглавле-ние просто дистанцировалось от "религиозных диссиден­тов", выдвигая тот аргумент, что они выступают с модернистских обновленческих позиций. Во-вторых, Цер­ковь вряд ли могла заступиться за них, поскольку они требовали катехизации детей, молодежи и взрослых, печатания духовной литературы, разрешения благотвори­тельной деятельности, то есть того, что было неосущест­вимо в советских условиях. Так же нет подтверждения заступничества Церкви за арестованных, хотя некоторые иерархи утверждали, что втайне было сделано немало.

Религиозные диссиденты критиковали РПЦ за ее молчание по поводу элементарных притеснений церковной жизни атеистическим государством и за то, что она не защищала тех, кто протестовал против такого положения.