Рпц при Патриархе Пимене (1971–1990) во времена "застоя"

Поместный Собор, собравшийся после смерти Патриарха Алексия в 1971 году, избрал митрополита Крутицкого и Коломенского Пимена (Извекова, род. 1910) новым Пат­риархом. Важным решением этого Собора была отмена анафемы, лежавшей на старообрядцах с 1666–1667 годов. Их обряды признаются такими же "равночестными" и "спасительными", как и новые, "никоновские". Как уже упоминалось, в 1975 году были внесены изменения в законодательство о культах 1929 года. Несмотря на определенные ужесточения этого законодательства по сравнению с Постановлением 1929 года, обновленный вариант покончил с абсолютной юридической неопределен­ностью прошедших десятилетий, давая некоторый простор для существования вероисповеданий. Но и для нового Постановления характерна туманность формулировок, так что выдвигать претензии, ссылаясь на определенные параграфы, было невозможно. Как показывал прежний тяжкий опыт, наличие закона в Советском Союзе еще не значило его соблюдения государством, которое могло пользоваться им по своему усмотрению. Религиозные объединения получали некоторые права юридического лица, которые, по сути, принадлежали РПЦ еще с 1945 года (разрешение на собственность для совершения куль­товых обрядов). Совет по делам религий уже не действовал как координационный орган государственных и церковных интересов (что входило в деятельность Совета по делам РПЦ 1944–1966 гг.); отныне у Совета возобладали, прежде всего, функции контроля над "религиозными обществами".

Новая Конституция СССР 1977 года в своих статьях о вероисповеданиях не дала ничего нового. Такие понятия, как "свобода совести" (ст. 52), "свобода слова" (ст. 50), с помощью ссылок на "соответствие целям строительства коммунизма" и на "интересы народа", в знакомой манере урезались или получали иной смысл с помощью статьи 59: "Осуществление прав и свобод неотделимо от испол­нения гражданином своих обязанностей. Гражданин СССР обязан соблюдать Конституцию СССР и советские законы, уважать правила социалистического общежития, с досто­инством нести высокое звание гражданина СССР" (Док. 222).

Соответственно, представители Московской Патриархии за границей наряду с "миротворческой деятельностью" должны были представлять положение верующих в СССР как совершенно нормальное, и все намеки на преследования религии и угнетение Церкви толковать как ложь империалистов, стремящихся дезавуировать Советское го­сударство в глазах своих граждан.

Однако ни один епископ Патриархии в своем угодни­честве перед советской властью и конформистских выска­зываниях не пошел так далеко, как долголетний предсе­датель Издательского отдела, архиепископ, потом митрополит, Волоколамский Питирим (Нечаев), защищав­ший, к примеру, запрет катехизаторской деятельности в СССР и назвавший его оправданным и разумным (Док. 217), а каждого, кто ему противоречил или высказывал сомнения, с высоты своего епископского достоинства квалифицировал как сторонника холодной войны и анти­экумениста.

О том, какая в действительности проводилась политика по отношению к религии в 70-х годах, рассказала получившая распространение на Западе самиздатская литература. В ней приводились ужасающие данные о том, как власти решали все вопросы произвольно и диктаторски, не обращая никакого внимания на законы, в том числе и на основной закон – Конституцию. Их целью было – в соответствии с партийной 'доктриной – не допускать развития религиозной жизни. До 1987 года такие утвер­ждения о намеренном ограничении церковной жизни со стороны государства были бы с возмущением отвергнуты Церковью и тем более властями как клевета. Сейчас стало общепризнанным фактом, что в религиозной сфере госу­дарством были допущены бесчисленные беззакония и злоупотребления служебным положением.

Наряду с самиздатской литературой на Запад попали и официальные документы, показывающие практику со­ветской политики в отношении религии при Брежневе. Особенно показательны тайный отчет заместителя предсе­дателя Совета по делам религий при Совете Министров СССР Василия Фурова членам ЦК КПСС (1975 г.; Док. 218) о мерах по ограничению деятельности РПЦ и письмо епископа Полтавского Феодосия (Дикуна) Брежневу (1977 г.), в котором епископ разоблачает неблаговидную практику местных Советов по делам религий. Оба документа приведенными в них удручающими фактами показывают, с каким открытым цинизмом власти нарушали законода­тельство. Епископ в своем письме просил, чтобы власти. по крайней мере, придерживались законов, которые и без того оставили Церкви очень мало места для деятельности: "Итак, усердием нечитайл¹⁰ Русская Православная Церковь обречена на медленное умираиие. А сейчас она пока пьет огненную чашу страданий... Ибо, если было бы противо­естественным, чтобы дела коммунистов решали антиком­мунисты, то так же нелепо видеть, как неверующие в лице уполномоченных решают дела верующих. Пусть все встанет на свои места. Таков закон правды" (Док. 223).

Конец 70-х годов характерен феноменом так называе­мого "религиозного возрождения". Интеллигенция прояви­ла большой интерес к православию, понимая его как хранителя русской культуры и национальных традиций. Возник целый ряд недолговечных подпольных журналов, занимавшихся обсуждением православных тем с разных точек зрения. В Москве священники Димитрий Дудко и Александр Мень после богослужений собирали верующих для бесед. Они не были в этом единственными, но на Западе наиболее известными стали именно они. Очень часто молодые люди встречались в Москве, Ленинграде, Киеве, Смоленске и в других городах на так называемых религиозно-философских семинарах, где в центре внимания стояли вопросы веры и русской религиозной философии. Создавались также женские православные группы.

Всей этой деятельности был положен конец в период с 1979 по 1981 год, когда были арестованы наиболее выдающиеся представители церковного инакомыслия. На встревоженный запрос экуменического Совета Церквей тогдашний заведующий Отделом внешних церковных сношений митрополит Крутицкий и Коломенский Ювена-лий кратко ответил, что у государства по поводу этих уголовных процессов нет никаких претензий к Церкви, и что западная общественность неправильно информирована (Док. 233). Были и другие епископы, которые также заявляли, что в СССР вера не преследуется, а те лица, которые подвергаются судебным преследованиям, нарушили советские законы. Некоторые арестованные диссиденты "покаялись" – среди них был и о. Димитрий Дудко. В своих "покаяниях" (благодаря которым приговоры для них были смягчены до условных) они обвиняли себя в том, что были агентами западных спецслужб. Некоторые из тех, кто не хотел "каяться" (например Татьяна Горичева), были высланы из страны. Иные были осуждены на лагерный срок до десяти лет (Александр Огородников, Владимир Пореш и другие). Ничего не известно об официальных выступлениях РПЦ в защиту обвиняемых. Для нее эти диссидентские круги были скорее всего бременем, той неприятностью, которая могла нарушить неустойчивый баланс в отношениях между Церковью и государством и сделать невозможной активность Церкви в деле упрочения приходской жизни, столь нежелательной для властей.

Экуменическая активность РПЦ более всего, естествен­но, бросалась в глаза на Западе. Она была направлена на достижение двух целей: во-первых, выступление за обще­православное дело, причем на первый план выдвигалось так называемое "вертикальное" измерение (Бог, спаситель­ные дела Христовы, молитва) вместо "горизонтального" измерения (социальные задачи и милосердие), преоблада­ющего, в западных Церквах, которые (с точки зрения православных) пренебрегают первым измерением в своей деятельности; во-вторых, пропагандирование так называе­мого "богословия мира", созданного РПЦ, и, в особенности, пропагандирование советской внешней политики, которая a priori считалась "политикой мира". Привязанность (конечно, не всегда добровольная) "мирных инициатив" Церкви к советской внешней политике зашла так далеко, что ей (Церкви) пришлось даже оправдывать, прибегая к официальным советским аргументам, военные акции, например подавление восстания в Венгрии в 1956 году:

"А в Венгрии возникла попытка враждебных народу сил нарушить мирный строй жизни, угрожая огромными международными осложнениями... К счастью, эти кровавые вспышки новой войны скоро были затушены... Следует в то же время отметить, что, к сожалению, некоторые зарубежные высокие духовные лица, будучи, видимо, неправильно осведомлены о событиях в Венгрии, обрати­лись к нам с призывом повлиять на наше Правительство в смысле отказа от помощи венгерскому народу в его борьбе против сеявших смуту и стремившихся превратить Венгрию в неизбежный очаг новой мировой войны" (Док. 165); ввод войск в Чехословакию в 1968 году: «"Войска союзных стран, временно вступивших на территорию Чехословакии, не будут вмешиваться во внутренние дела Чехословацкой Социалистической Республики". Это поло­жение, как мы и слышим, подтверждается повседневной жизнью Чехословакии, которой руководят конституцион­ные органы страны во главе с законно избранными и уважаемыми народом деятелями уже в упоминавшемся советско-чехословацком Коммюнике совершенно ясно го­ворится о понимании и поддержке советской коммунистической партии Чехословакии и Правительства ЧССР в их усилиях продолжать направление деятельности, наметив­шееся в ЧССР с января текущего года... Вместе с тем в Вашем документе ничего не говорится о причине времен­ного вступления на территорию Чехословакии войск пяти союзных с ЧССР стран... каковой явилась необходимость защиты социалистического строя в Чехословакии, которому народ этой страны предан и само существование которого оказалось перед угрозой со стороны разрушающей деятель­ности антисоциалистических сил» (Док. 200). И, наконец, оправдывается вторжение в Афганистан 1979 года: "Поэ­тому естественно, что правительство Афганистана, в соответствии с Советско-Афганским Договором о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве и Уставом ООН много­кратно обращавшееся к нашей стране за помощью в отражении агрессии извне, получило эту помощь. Мы, церковные люди, понимаем и разделяем причины, привед­шие к этому шагу Советское правительство и не считаем ни в какой мере оправданным использование событий в Афганистане как повод для раздувания недопустимой кампании по срыву проведения в Москве Олимпийских игр 1980 года" (Док. 226).

До 1987 года так называемая "миротворческая деятель­ность" РПЦ обеспечивала ей некоторую, хотя и малозна­чительную, роль в жизни Советского Союза. Значение этой роли преувеличивалось государственными органами и самой Церковью до уровня "важной в общественной жизни страны". РПЦ выступала лидером и представителем всех вероисповеданий в СССР, организовывала мирные конфе­ренции и совещания, не находившие в стране . никакого отклика, но на Западе считавшиеся символом стремления к миру всех вероисповеданий в СССР и мнимой их свободы. "Общественная роль" РПЦ проявлялась и в сотрудничестве ее иерархов с Обществом советско-амери­канской дружбы, Обществом советско-индийской дружбы и так далее, участие в которых выражалось в поездках за границу. Значительным бременем для всех вероиспове­даний являлся "Фонд мира", в который они должны были отдавать большую часть своего дохода. Епископ Полтавский Феодосии жаловался в письме Брежневу (1977 г.), что Совет по делам религий не только навязывал им эти взносы, но и определял их размеры (до 40% приходского дохода).

Монастыри, духовное образование и издательская деятельность в период от Хрущева до Горбачева

Православные монастыри имеют в значительной мере иные функции по сравнению с организованными в ордена монастырями латинской традиции, которые посвящают свою деятельность определенным социальным, милосерд­ным или же научным целям. Православные монастыри, в первую очередь, служат для молитвы, размышления и духовного наставления; кроме того, сюда устремляются миряне-паломники, желающие получить благословение старцев, особо почитаемых в том или ином монастыре. Миряне также стремятся во время пребывания в самом монастыре или его окрестностях очиститься от грехов путем покаяния, а это невозможно без духовной связи с одним или несколькими монахами. Образ монаха, старца, суще­ствовавший еще в древних Церквах Малой Азии и Северной Африки, в России возродился в XIX веке (сперва в Оптиной Пустыни); это – духовный наставник, на основе своего богатого личного опыта помогающий обще­нию с Богом людям, ищущим поддержку в духовной и повседневной жизни.

Монастыри имеют большое значение для всего право­славия не в последнюю очередь потому, что епископы должны быть монахами. Если этот принцип в Греческой Церкви является часто формальностью, то в русском православии он воспринимается весьма серьезно. Во всяком случае, РПЦ нужно много монастырей для выполнения вышеуказанных целевых установок – в особенности для духовного наставления верующих. Достаточно большое количество монастырей было в 1914 году – 953 (или даже больше тысячи). Число монахов, монахинь и послушников в этих монастырях достигало 100000 (см.: Всеподданейший отчет обер-прокурора за 1914 год. Приложения. С. 4–129; в немецком издании – Док. 208).

В 20-е годы все монастыри были ликвидированы, как правило, самым жестоким образом: монахи и монахини были изгнаны, многие арестованы и отправлены в лагеря (например в концентрационный лагерь в бывшем мона­стырском комплексе на Соловецких островах).

В результате раздела Польши между Гитлером и Сталиным (Пакт Молотова–Риббентропа 1939 г.) и включения в состав СССР новых' западных земель, на территории Советского Союза оказалось более 100 мона­стырей (особенно много их было в Галиции и на Волыни). Сталин не смог ликвидировать эти монастыри, так как учитывал мнение своих союзников – сначала Гитлера, а после 1941 года – США, Англии, Франции и так далее. В .1945 году РПЦ была возвращена Троице-Cергиева Лавра в Загорске (Сергиевом Посаде) – первый монастырь на территории СССР в границах 1937 года. Таким образом, после второй мировой войны на территории Советской) Союза, увеличившейся за счет польских восточных обла­стей, снова насчитывалось 104 православных монастыря.

Уже при Сталине это число резко сократилось, но все-таки в начале правления Хрущева в 1958 году в стране было еще 69 монастырских обителей. Антирелигиозная деятельность Хрущева лучше всего видна на примере монастырей: к 1964 году из 69 монастырей осталось лишь 18 – из них 6 мужских и 12 женских. Число монашествующих в середине 80-х годов составляло от 1500 до 2000. Характерно местонахождение этих монастырей на территории Советского Союза: в сердце России была лишь Троице-Cергиева Лавра; на границе РСФСР с Эстонией (на земле, с 1920 года входившей в состав свободной Эстонии по Тартускому мирному договору) – Псково-Печерский монастырь. Затем монастыри РПЦ в Эстонии (1), Латвии (2), Литве (1), Белоруссии (1), на Карпатской Украине (2), в Молдавии (1) и на остальной части Украины (7). Существовало 18 общин монашествующих, но мона­стырей – только 17, потому что в Жировицком монастыре около Минска жили вместе общины монахов и монахинь, изгнанных из своих монастырей в Гродно и Полоцке. Во всяком случае в сердце русского православия, если не считать Троице-Сергиевой Лавры, – ни в европейской части России, ни в Сибири – после 1964 года не было ни одного монастыря.

Лишь в канун Тысячелетия Крещения Руси РПЦ был возвращен Данилов монастырь в Москве, а точнее сказать его развалины. К 1988 году благодаря большим финансовым средствам Патриархата, добровольной работе тысяч веру­ющих, помощи горбачевской администрации и, не в последнюю очередь, большим западным пожертвованиям, особенно из Германии, монастырь со своими тремя храмами и многочисленными административными зданиями был восстановлен. Так как в Данилов монастырь было переведено Церковное Управление, то его, скорее, можно назвать административным центром, чем местом тишины, молитвы и созерцания.

В период между 1948 и 1958 годами в Советском Союзе были две духовные академии и восемь духовных семинарий. В послехрущевский период до прихода к власти Горбачева будущие священники получали образование в духовных семинариях Москвы (в Загорске–Сергиевом Посаде), Ленинграда и Одессы. В Загорске и Ленинграде действуют духовные академии для образования, в основном, будущего церковного руководства – епископов, настоятелей мона­стырей и так далее. В 1985 году в духовных учебных заведениях обучалось 2000 будущих священнослужителей (из них 800 заочно и 150 в регентских классах). Духовные учебные заведения не могли обеспечить кадрами даже оставшиеся 6800 приходов; вообще, острая нехватка священников остается проблемой для Церкви и в 90-е годы. В связи с этим большое число семинаристов рукополагали еще до окончания учебы и отправляли на приходы. Но и эта мера не очень помогала. Потому епископы рукополагали ежегодно сотни чтецов, псаломщи­ков, хористов и других прихожан (как правило пожилых) – проблема в этом случае была в получении разрешения областного уполномоченного по делам религий. Если у прихода не было священника, то ему грозило лишение регистрации, поэтому "добрый" епископ всегда старался любыми способами увеличивать количество священников, но это редко удавалось. В 1986 году на 6800 общин приходилось примерно такое же число священников.

Церковь никогда не испытывала недостатка в кандида­тах на должность священника, но как минимум половина желающих не могла поступить в семинарию из-за нехватки мест. В отборе кандидатов участвовала не только комиссия семинарии – свое веское слово говорили также и местные власти. Так называемые "экстремисты", "фантазеры" и "религиозные фанатики" не имели доступа к духовным заведениям. Такими отрицательными определениями ха-1йктеризовались, как правило, кандидаты на поступление в семинарию, особенно ревностные в вопросах веры, какие и нужны были приходам. Разрешение учиться в семинарии часто зависело от готовности кандидата сотрудничать с КГБ, то есть от готовности писать отчеты о сокурсниках и преподавателях.

Уровень образования в духовных семинариях был скорее низким, чем средним. Вновь, как и несколько столетий назад, насущными стали требования повысить уровень образования и оснащения семинарий литературой и вспомогательными средствами. В 1988 году ректор Москов­ских духовных школ заявил: "Духовные школы удовлет­воряют нужды РПЦ лишь наполовину... Весьма остро стоит вопрос об уровне преподавания в учебных заведениях РПЦ... Несмотря на несомненные положительные сдвиги последних лет, проблема эта не теряет актуальности..." (Док. 264).

Издательская деятельность Московской Патриархии имела большей частью оправдательную функцию. Ежеме­сячник "Журнал Московской Патриархии", издававшийся тиражом 30000 экземпляров, очень редко доходил до приходов (в провинции). С другой стороны, за границей журнал распространялся очень щедро и, разумеется, бесплатно – буквально упаковками для всех заинтересо­ванных, но почему-то в еще больших количествах – для незаинтересованных. С послевоенного времени до 1987 года было напечатано всего около 500000 экземпляров Библии, Нового Завета и Псалтири; если считать, что число верующих в 90-м году составляло примерно 70 миллионов православных, то это – капля в море. Несмотря на увеличение количества наименований книг, издававшихся, в 80-е годы, заведующий Издательским отделом архиепи­скоп Волоколамский Питирим подвергся критике на Синоде 1989 году за то, что деятельность издательства не ориентирована на нужды приходов и священников, а направлена на выпуск особо дорогих, библиофильских изданий, могущих произвести впечатление на Западе.