18. Накануне Тысячелетия Крещения Руси

Канун Тысячелетия Крещения Руси по своему проти­востоянию административно-репрессивным мерам и ате­истическим кампаниям в прессе, с одной стороны, и начавшейся предупредительностью властей к Церкви, с другой, – более характерный период, чем конец 70-х и начало 80-х годов. В сельской местности, где государст­венный контроль в пределах колхозов и совхозов осуще­ствлять легче, церковная жизнь замирала (Док. 245). Русское православие, традиционно имевшее свою основу в крестьянстве, стало городской религией – городские условия давали возможность анонимно с меньшей опасно­стью посещать храм.

Епископ Пимен (Хмелевской) Саратовский (Док. 248) рассказывает о том, что приходской исполнительный орган в действительности назначался уполномоченным Совета по делам религий и фактически только ему подчинялся. Таким образом "исполорган" являлся в принципиальном смысле не церковным, а государственным учреждением, предназ­наченным для контроля над храмами и приходской жизнью и управления ими.

Наряду с рутинной атеистической пропагандой (которая включала критику собственной неэффективности – см. отчет из Перми, Док. 249), накануне Тысячелетия выполнялось особое задание – сведение к минимуму того значения Церкви в истории и культуре России, на котором она настаивала: "Идеологи современного русского право­славия воспользовались чисто церковным юбилеем для религиозно-апологетических целей, далеко выходящих за рамки отмечаемого юбилея. В докладах, статьях, пропове­дях... дается искаженное, религиозно-идеалистическое ос­вещение исторического прошлого нашей страны и места в нем русского православия" (Док. 239); сверх того, христиане якобы стремятся присвоить себе все те ценности, которые составляют гордость социалистического общества. И еще: "Однако позитивные акции церкви в нерелигиозной сфере вовсе не означают позитивной роли ее религиозной деятельности. Там, где церковь выполняла свои мировоз­зренческие функции, ее деятельность всегда была реакци­онна и нередко выливалась в инквизиторство" (Док. 241). В своей речи после молитвы о мире 20. 10. 1986 года Патриарх Пимен (Док. 244) выразился в духе советской пропаганды, приписав американцам вину за провал аме­рикано-советских переговоров о сокращении ядерного вооружения на высшем уровне в Рейкьявике (1986 год), а в обращении глав и представителей Церквей в СССР к религиозным деятелям и пастве по поводу 70-й годовщины Октябрьского переворота говорится следующее: "С глубо­ким удовлетворением свидетельствуем, что процесс пере­стройки оказывает положительное влияние также и на развитие жизни Церквей... Исключительно важное направ­ление в нашей деятельности – служить углублению вовлеченности верующих в процесс перестройки" (Док. 251).

Тогдашний председатель Совета по делам религий Константин Харчев в апреле 1987 года приветствовал – как всегда красноречиво – поддержку, оказываемую перестроечной властью верующим, отметив при этом их важную роль в процессе обновления: "Верующие поддер­живают курс партии на коренное обновление нашего общества. Они видят в перестройке заботу партии, государства о... сохранении мира, об утверждении прин­ципов социальной справедливости, о чистой нравственной атмосфере общества" (Наука и религия. 1987. № 2). Но его выступление перед преподавателями московской ВПШ звучит очень цинично: "По Ленину, партия должна держать под контролем все сферы жизни граждан, а так как верующих никуда не денешь и наша история показала, что религия всерьез и надолго, то искренне верующего для партии легче сделать верующим также в коммунизм. И тут перед нами встает задача: воспитание нового типа священника; подбор и постановка священника – дело партии" (Док. 254).

О. Глеб Якунин с единомышленниками в письме к Патриарху Пимену и архиереям перечислили самые насущные потребности верующих (Док. 251): открытие новых храмов, возвращение монастырей, возможность для катехизации и внебогослужебных бесед, издание Библии, катехизисной и другой духовной литературы, более солид­ная подготовка священников в семинариях с улучшенной учебной базой, создание при храмах библиотек для I верующих, милосердие, пересмотр устаревшего законода­тельства о культах, прекращение давления на Церковь со стороны государства и другое.

Показателем перемен было то, что вернувшегося после горбачевской амнистии в 1987 году из сибирской ссылки о. Глеба Якунина, о. Николая Гайнова и мирян, подписавшихся под письмом, не арестовали, как это было бы раньше. Но теперь уже церковное руководство высту­пает против о. Глеба, упрекая его за политические амбиции. Может быть, этот упрек имеет основание, но складывается впечатление, что критика о. Глеба имела целью дезавуировать его справедливые требования.

Бесспорно – во второй половине 1987 года Горбачев заложил основы новой политики в отношении религии. Слабые стороны его положения (отсутствие поддержки партии, недовольство народа вызванными перестройкой проблемами, нарастающий экономический кризис) заста­вили его вовлекать бывших граждан второго сорта в процесс перестройки – как неверующие, так и верующие должны были вместе трудиться во имя социализма. Свобода же действий Церкви, а особенно – священников, должна быть ограничена дополнительным государственным контро­лем.

Две сдержанно-положительные статьи в партийном журнале "Коммунист" по поводу Тысячелетия Крещения Руси в августе 1987 года показывают еще раз, что религиозный климат в СССР постепенно изменялся (Док. 256).