20.2. Особенности номенклатурно-олигархического режима в России в 90-е гг. XX века.

Почему отрицательных результатов реформ оказалось намного больше положительных аспектов? И почему демократия как слово и как форма власти оказались надолго дискредитированы в России? Попробуем ответить на эти вопросы.

Так почему же в России не было создано полноценное в фазе позднего индустриализма, капиталистическое общество и не появилась ее политическая форма в виде демократии? Почему человек как высшая ценность идеологии буржуазного либерализма (кстати, и социализма то же) не стал главным приоритетом в «либерально-демократических» реформах 90-х годов? Ответ следует искать в том, что правящая элита, проводя либерально-буржуазные реформы, вовсе не руководствовалась стремлением к счастью для всех россиян, а руководствовалась совсем иными мотивами. Какими же? Для начала попытаемся предположить. Часть реформаторов (самая меньшая часть), среди которых был сам Гайдар скорее всего, руководствовалась идеей учреждения капиталистического рынка, как самоцели, а не как к средству для достижения более великой цели- общественного счастья и благополучия. Ну а другая самая большая часть реформаторов, просто использовала либерально-рыночную фразеологию, для своих корыстных целей (что по «человечески» очень даже понятно). И наконец, вообще возможен был полноценный переход к рынку, демократии, в стране, где новая правящая «демократическая власть» в большинстве своем состояла из бывшей партийной номенклатуры? Так, по подсчетам исследователя Николая Длина, окружение Б.Н. Ельцина и правительство на 74-75 % состояли из представителей бывшей советской коммунистической номенклатуры, а региональная «элита»- более чем на 82%.

Теперь возникает вопрос, с какой целью и почему реформаторы стремились сформировать класс собственников? Ну, если брать идеалистов-демократов, типа Гайдара, то они действовали под мощным воздействием внешнего фактора-капиталистического Запада, который в 90-е гг. стал играть главенствующую и монопольную роль в мировой политике и для России оставался единственным привлекательным эталоном для копирования общественной модели. Внешний фактор (Запад как привлекательный образ Другого) в проведении реформ играл очень большую роль. Во- вторых, в силу того что реформаторы отдавали себе отчет, что всех россиян они «счастливыми» не сделают, поэтому поддержку в проведении реформ они могут получить только в среде предпринимательского класса и то только крупных собственников. В-третьих, для подавляющего большинства российских чиновников, директоров государственных предприятий переход к капитализму и главное, приватизация государственной собственности, явилось исключительно редкой возможностью присвоить себе гигантский кусок общенародной собственности на вполне «легальных» основаниях и стать почти в одночасье сказочно богатыми людьми. Действительно, само первоначальное накопление произошло удивительно быстро, без всякого трудового капиталистического героизма, причем сразу в один момент люди становились владельцами заводов, пароходов… За небольшие суммы (часто в виде взяток крупным чиновникам) приобретались целые состояния. Однако став крупнейшими собственниками новоиспеченные российские капиталисты отнюдь не думали об обновлении производства, технологий и создания венчурных предприятий. Их увлекла финансовая спекулятивная стезя и возможность зарабатывать баснословную прибыль в энергосырьевой нише российской экономики. Так почти пиратским путем формировался крупный спекулятивный российский бизнес и руку этому приложили сами российские реформаторы.

По мнению известного экономиста Михаила Делягина, российские демократы, оказавшись у власти и остро нуждаясь в деньгах, обратились за помощью к крупному бизнесу. Чтобы превратить бизнес в социальную опору государства, ими и была проведена ваучерная приватизация в интересах исключительно того слоя «предпринимателей» которые тесно «общались» с чиновниками, «щедро» делясь с ними частью своих капиталов. Так, поддержавшие российских демократов директора государственных заводов, фабрик в ходе «номенклатурной» ваучерной приватизации и стали их собственниками, поделившись частью своей «добычи» с государственными чиновниками. Причем большую долю в классе крупных российских собственников заняли бывшие представители партийно-хозяйственной номенклатуры. По подсчетам Н. Длина предпринимательская «элита» России в 90-е гг. почти на 75 % оказалась представлена партийно-хозяйственной номенклатурой («директорский корпус») и партийно-комсомольской верхушкой, перемешавшихся с верхушкой криминалитета. Произошла своеобразная инверсия, российские «демократы» перепрофилировались в номеклатурную буржуазию. Отсутствие демократического механизма контроля со стороны общества позволила «борцам» с коммунистическим режимом занять их место вотчинно-государственной коммунистической номенклатуры и овладеть собственностью всего государства.

При этом государство фактически оттолкнуло некоррумпированный (малый и средний) бизнес, развивавшийся на собственной основе, без преференций и субсидий со стороны государства и избегавший сращивания (как правило, на основе коррупции) с государством. Эта часть бизнеса развивалась, но она отодвигалась бюрократией и крупной спекулятивной буржуазией на второй план. В созданных условиях честный бизнес не мог выдержать конкуренции с коррупционерами и олигархами и поэтому не добился значимого политического влияния.

Как уже говорилось, реформаторы не имели никакой социальной поддержки у населения в силу их антисоциальных реформ, поэтому поддержку они могли найти только у крупного бизнеса который обладал значительными средствами. Поэтому вся социальная политика правительства была продиктована интересами крайне узкой части населения страны, на которое могла рассчитывать российская власть и которые, по мнению властей, обладали подходящим для эпохи «дикого капитализма» менталитетом. Само российское население не обладавшим «капиталистическим инстинктом» брошенное своим государством, принялось стоически выживать в стране, где господствующим лозунгом того времени стал лозунг- «Обогащайтесь!», который населением расшифровывался как «великий грабеж России». В стране тем самым создавался хищный и паразитический капитализм, без каких либо общественных и национально значимых целей, сосредоточенный на «крысиной» этике, жадного растаскивания огромных богатств страны. Мораль рыночного успеха любой ценой, стяжательство в криминальных формах, оплевывание элементарных норм общечеловеческой морали и социальной ответственности, все это возводилось в культ ценностного беспредела, якобы необходимого для перехода общества к рынку. Однако разрушение моральных и трудовых ценностей, законченный индивидуализм и крайний эгоизм, привели к полному распаду социальной ткани и атомизации общества, разложению всех ее здоровых элементов, благодаря которым общество консолидируется и становится успешным в конкуренции с другими обществами. «Русские либералы», стремясь переделать русскую, якобы «не рыночную ментальность», вживляли в социальный организм убойные дозы имморализма, крайнего индивидуализма и звериного стяжательства, что в результате привели российский социум в первобытное, дообщественное состояние, лишенное элементарных социальных связей, солидарности и общественной взаимопомощи и взаимного доверия. Фактически это означало, наступление эпохи варварства, и новая варваризация больше всего себя проявила в массовой культуре и социальных отношениях.

В результате такой «экономической» политики произошло окончательное политическое и финансовое сращивание руководителей монополий с правящими кругами страны. Так в России, появился господствующий и доминирующий класс-«олигархов». Все больше представители этой группы мелькали на политической арене России в 90-е гг., в качестве руководителей и членов правительства, лидеров партий и общественных движений. В самой экономике России главенствующую роль захватили сырьевые и транспортные («естественные») монополии, которые стали навязывать свои запредельные цены всем российским отраслям хозяйства, что делало российские товары непомерно дорогими и неконкурентноспособными. Именно сырьевые монополии и сосредоточили у себя большую часть экономических ресурсов страны. Более того в условиях тотальной слабости центральной власти, монополии фактически сформировали внутри страны собственные империи с публичными и теневыми лидерами, разведывательными, правоохранительными и судебными органами (с большой примесью криминала), со своей региональной и внешней политикой, с собственными, независящими от официальных, зарубежными связями и т.д. Вся государственная политика фактически превращалась в противоборство монополий, промышленных и политических групп, кланов, которые в борьбе друг с другом использовали государственные структуры и в первую очередь, правоохранительные органы, спецслужбы-так называемых «силовиков». Некоторые олигархи (например, Б. Березовский, «семья» Ельцина) стали явно претендовать на формирование политического и экономического курса страны, исходя уже из своих личных, или узкоклановых интересов. Образовавшиеся бизнес-группы, стали широко использовать различные формы давления на государство, прежде всего лоббизм, в своих интересах и на основе односторонних обязательств власти перед ними. Политические интересы «олигархов» заключались в стремлении подчинить себе государственную власть, обеспечить привилегии для контролируемого ими бизнеса, создать эффективную систему финансового контроля над основными СМИ. Оппозиция справедливо в то время называла правление Ельцина «семибанкирщиной». Можно также сказать что, сосредоточившие у себя экономические ресурсы страны государственно-частные монополии так называемых олигархов стали главным препятствием на пути формирования рыночной среды в России, подавляя и поглощая мелкий и средний бизнес. В результате «демократических реформ» все национальное богатство России присвоили себе всего около 3-5 % ее населения. Частично от проводившехся реформ выиграли также около 15 % жителей, занявшихся мелким бизнесом.

Результат такой экономической и социальной безответственной политики был закономерен-дефолт 1998 года и не только финансовый, но и социально –политический кризис. Доля населения с доходами ниже черты бедности вновь достигла 40%. В стране возникла общественная паника. Заговорили о крахе российских реформ, всерьез обсуждались планы перехода к мобилизационной экономике.

Власть утратила весь кредит доверия в ходе абсолютно провальных с социальном смысле реформ, когда большая часть населения считала себя «проигравшими». По сути, все реформы 90-х гг. привели к появлению своеобразного феномена- «двух Россий», население которых существенно отличалось одно от другого и по структуре потребления, и по образу жизни, и по ценностным, в том числе политическим, ориентациям. Одно, составляющее меньшинство (около 20%) удовлетворено произошедшими реформами. Другое, объединяющее большинство (свыше 80%), накапливоло недовольство.

Кризис со всей очевидностью продемонстрировал властям, что продолжение подобных «экспериментов» за счет народа может привести уже к всеобщему антиправительственному движению. Борис Ельцин вынужден был сменить во главе правительства молодого 35-летнего ультра-рыночника С. Кириенко («киндер-сюрприз») и назначить государственника Примакова. В команде Примакова оказались опытные советские управленцы (наиболее ярким из них был Юрий Маслюков-коммунист) и ряд бизнесменов. Отменив наиболее разрушительные меры, направленные на благополучие крупного бизнеса за счет остальной экономики (процедуры ускоренного банкротства, замораживание средств госбюджета в частных банках и т.д.), заморозив тарифы естественных монополий (простой просьбой об обеспечении их финансовой прозрачности), государство быстро стабилизировало ситуацию и начало восстановление экономики. Именно на этой позитивной волне поднялся новый российский бизнес, уже не спекулятивный, но производственный, даже если во главе него стояли прежние олигархи. Новые олигархи по-прежнему получали значимую часть прибыли, контролируя государство, но уже в меньших масштабах. Их интересы как производителей стали близки к интересам страны, что стимулировало оздоровление бизнеса. Переформатирование крупного бизнеса, уход с политической сцены многих одиозных олигархов (например, Березовского) позволило государству выйти из подчинения крупного бюрократически-капиталистического бизнеса, не попав под контроль региональных элит. В результате, коммерческие олигархи эпохи Ельцина перестали определять политику государства, сохранив лишь участие в формирование экономической «повестки дня».

По времени, это совпало со второй чеченской войной (1999 г.), пробудивший массовый патриотизм и вернувшая людям, казалось бы утраченное чувство гордости за страну. Успех военной операции в конце 1999 г. в стране породил массовый социальный заказ на сильное, справедливое государство, управляемое настоящим патриотом-государственником, который бы мог бы предложить обществу, истосковавшемуся по высоким миссиям, идеям, общенациональный проект, вернувший России былую великодержавную мощь и социальную справедливость. Именно таким человеком, по мнению большинства россиян, как отметили все социологические опросы, стал Владимир Путин, удачно избранный Б. Ельциным, в качестве официального преемника. Путин выгодно отличается от своего немощного предшественника: спортивен, трудолюбив, прагматичен, хорошо изъясняется на русском языке, сдабриваемыми крепкими и «сочными» выражениями. Но главное, он из «той организации», в которой трудился на благо Отчизны популярный киногерой Штирлиц!

Теперь следует остановиться на социальной сущности самого строя и режима установленного в ходе реформ в конце 90-х годов. Можно назвать его капиталистическим? И, да и нет. По правовой форме и господствующей частной собственности в стране, можно назвать его капиталистическим. Однако, тот факт, что в стране, так и не было создано настоящей конкурентной рыночной среды, массового слоя собственников, твердых гарантий по закону и по суду, сохранения частной собственности, получается, что нет. К тому же преобладали в российском капитализме, представители бывшей коммунистической партийно-хозяйственной номенклатуры, правда, при командном положении российских олигархов выдвинувшихся из других слоев населения. Самой характерной особенностью сформировавшегося российского «капитализма» 90-х гг., явилось сращивание государственно-властной элиты с крупным частным монополистическим бизнесом. Причем это сращивание было как полным (в виде единой частно-государственной собственности), так и в виде тесного финансово-политического альянса, взаимовыгодного как чиновникам, так и бизнесменам. Другое дело, что в этом альянсе, крупные олигархи на какое- то время попытались подчинить себе слабую все 90–гг., российскую государственную власть, которая остро нуждаясь в финансах, вынуждена была проводить внутреннюю политику исключительно в интересах, так называемых олигархов. Следует отметить что такая ситуация является необычной для истории России и была вызвана исключительно слабостью центральной власти в стране. В результате, во второй половине 90-х гг., правящий класс в стране имел в основном двухслойную основу и состоял из чиновников и крупных частников- монополистов, к которым примешивалась значительная прослойка криминала. Причем в таком тандеме роль первой скрипки играли монополисты олигархи, которые в тоже время остро нуждались в «дружбе» с госаппаратом для установления в стране своего доминирования. Можно ли сказать о разрушении в этот период веками господствующей вотчинно-государственной системы? В какой то степени- да. Однако дальнейшему разрушению этой системы, не позволяла все теснее сраставшаяся с государственным аппаратом монопольная олигархическая верхушка (власть-собственность). Уникальность ее в этот исторический момент заключалась в обратном доминировании, то есть частных собственников на власть и неспособности власти подчинить себе всю собственность. Безусловно, в таком тандеме государственная бюрократия чувствовала себя ущемленной и очень тяготилась своим приниженным положением. Между ними всегда шла скрытая или открытая борьба за раздел и передел национального богатства страны. Бюрократия, ненавидя крупных олигархов, жаждала реванша надеясь поживиться их собственностью, и ее антиолигархические настроения в целом разделялись всем российским обществом. Население справедливо считало олигархов главными виновниками своих бедствий, рассчитывая на то, что государство в лице «сильных государей» вновь обретет свою силу, прогонит олигархов и установит справедливую власть. В лице Путина и общество и бюрократия увидели такого сильного правителя. Можно сказать, что 31 декабря 1999 года (когда Ельцин объявил о своем уходе) интересы всего общества и корыстные интересы бюрократии полностью совпали. Новый образ власти созидательного прагматизма, власти защитника всех «униженных» в годы «безвластия эпохи Ельцина», обрело свою символическую фигуру в лице В.Путина.