17.3.Кризис марксистской вотчинно-государственной системы в ссср.

Хрущевская «оттепель» (1954-1964 гг.) привела к отказу от наиболее одиозных черт сталинской модели, в первую очередь от массовых репрессий и привела к некоторой либерализации режима. Под влиянием процесса десталинизации в советском обществе происходит заметное раскрепощение умов, растет неформальная активность творческой интеллигенции. Стремясь овладеть нараставшим общественным подъемом и изжить обозначившийся в массах под напором критики сталинизма кризис доверия к правящей партии, партийные руководители во главе с Хрущевым подготовили третью программу партии принятую на съезде в 1961 году, где детально расписывались задачи и этапы построения к 1980 году коммунистического общества. В программе с гуманистическим пафосом декларировался «поворот к человеку, его потребностям». Все это на короткий срок реанимировало, не изжитую до конца в общественном сознании, веру в светлое будущее «страны Советов», и вызвало последний в советской истории всплеск массового энтузиазма. Это в частности нашло отражение в молодежных стройках по комсомольским путевкам, в движении «бригад коммунистического труда».

Застойные явления. Однако уже со второй половины 60-х гг. XX века все более явственно стало проявляться технологическое отставание от Запада. Отсутствие тесных социально-экономических и чисто человеческих контактов с более передовым (на Западе в это время стал зарождаться постиндустриальный уклад) Западом, при окостенении советского партийно-государственного режима, все более приводил СССР к отставанию от ушедшего вперед Запада. Гигантские военные расходы (до 1/4 всего бюджета), расточительная помощь «братским» социалистическим и развивающимся странам (по некоторым оценкам, военная и экономическая помощь с 1954 по 1987 г. составила до 165 млрд долл.) непосильной ношей ложилась на более слабую по сравнению с Западом советскую экономику. В то время как масштабная бюрократизация государственного аппарата вместе с «маразматическим» управлением «кремлевских старцев», консервировало неадекватную вызовам времени вотчинно-государственную систему.

Кризисные процессы нарастали и в общественных отношениях. После отстранения Хрущева от власти (1964 г.) партийная номенклатура окончательно превращается в господствующую политическую силу, которое приватизирует все государство и наслаждается при этом своей властью в «золотой век» партийно-номенклатурного двадцатилетия. Социальная мобильность резко снижается, и социальная структура приобретает все более замкнутый характер. Эпоха «развитого социализма» впоследствии весьма точно названная «эпоха застоя», была эпохой угасания и изживания в массовом сознании веры в коммунистические идеалы и в способность партийных вождей справится с грузом нарастающих проблем. Анекдотичный образ стареющего и превращающего в развалину «бровеносца в потемках» (Л. Брежнева) символизировал общий закат советской эпохи. Правящая элита становится закрытой социальной группой, заинтересованной в сохранении собственной власти, а не в решении государственных и общественных проблем. Основную часть аппарата, в 60-70- е гг. управляющего партией и страной, составляли люди, начавшие карьеру после репрессий 30-х гг. В отличие от большевистских руководителей первого призыва они были лишены фанатичной веры в социальную справедливость. Основу «нового класса» помимо высшего слоя партийных функционеров стали составлять верхушка профсоюзов, ВПК, привилигерованной научной и творческой интеллигенции. Все они были заражены настроениями и вкусами «потребительского общества» и для них марксистская идеология была лишь привычной риторикой. Да и сам отбор в партийную номенклатуру проходил не по принципу призыва лучших, умных, волевых и честных представителей, а наиболее «приспособленных», готовых «прогнуться» перед любым невежестливым «начальником». Лучшие кадровые работники, в силу их самостоятельности и ума данной системой просто «отбраковывались», что стало одной из причин падения этого режима.

Со смертью Сталина ушла навсегда эпоха спартанского образа жизни как всего советского общества, так и особенно партийной элиты. Гедонизм и разного рода «культурные» развлечения заполнили досуг партийных работников. Новым образом партийной жизни стала охота и рыбная ловля в специально отведенных угодьях; путешествия за границу; снабжение через сеть закрытых магазинов; привилегии в приобретении билетов в театры, концертные залы… Доступ в номенклатуру из рабочих и крестьян, практически был закрыт, стали создаваться настоящие номенклатурные династии. В стране фактически возникало номенклатурное сословие, где служебный статус детей подтверждался статусом их родителей. Кроме этого, правящий партийно-государственный класс дополнился «теневым» слоем ловких дельцов, которые в условиях всеобщего дефицита потребительских товаров и продовольствия, (типичный порок планово-распределительной экономики) имея доступ к распределению материальных благ, наживались на этом. В хозяйственной жизни это усиливало криминальные явления. В «патоке» словословия и мнимых успехах партийно-государственных лидеров, к тому же несменяемых (одна из причин кризиса коммунистической партии-государства) явственно проявлялась потеря у партийной верхушки чувства реальности и инстинкта самосохранения.

Массы великолепно чувствовали фальшь официальной идеологии и отсутствие веры в социалистические идеалы у самих «верхов» и подыгрывая им, отвечали симуляцией лояльности к правящей партии и советским государственным традициям. В 70-80-е гг. происходило повсеместное отторжение официальной идеологии, двоемыслие и двоедушие становилось социальной нормой. В эпоху «советского конформизма» западные потребительские ценности охватили как элиту, так и простые массы. При всех недостатках этого времени следует сказать, что оно было самым «сытым» и обеспеченным временем для подавляющего большинства советских людей. Советское население в этот период значительно сблизилось по своим устремлениям к материальному комфорту и социально-культурным запросам, с западным обществам. В брежневский период, значительно выросли зарплаты и различные пособия, в широком спектре предлагалось бесплатная медицина и образования. Другое дело, что все это происходило на фоне тотального отторжения трудящихся от власти и собственности. Неприкрытая ложь и фальшь официальной пропаганды и речей «вождей» создавал ощущение исторического тупика, который компенсировался «потребительским бумом». Советское общество, несмотря на все титанические усилия официальной пропаганды, на глазах «обмещанивалось» и обуржуазивалось. Вся советская идеология, грозная советская военная техника оказалась беспомощной перед западной «потребительской оккупацией СССР», перед сильнейшим искушением для советских людей в виде поп- и рок-музыки, модной одежды, вкусовых пристрастий. Страна через импорт наряду с «фирменной» продукцией активно осваивала и западные политические ценности. В интеллигентской и молодежной среде стало модным ругать и поносить «совок». Фактически это означало полное поражение «реального социализма», перед капиталистическим Западом, еще до того как СССР распался.

Национальный вопрос. Неожиданной проблемой для партийных руководителей последнего двадцатилетия стал национальный вопрос. Следует помнить, что исходя из идеологических марксистско-ленинских постулатов, национальный вопрос на протяжении всего советского периода оказывался вторичным и играл подчиненную роль по отношению к проблемам политического, социального и экономического характера. В тоже время, на протяжении всего периода существования СССР его лидеры не отказывались от своей утопической идеи достижения полного государственного единства и слияния наций, используя все средства (включая и депортации народов при Сталине) для того чтобы форсировать этот процесс. Советский народ как «новая историческая общность» и выступил в качестве универсальной конструкции, в которой по мысли партийных идеологов предполагалось «переплавить» все народы и этносы многонационального Советского Союза. Однако на практике реализация этого плана наталкивалась на вековые цивилизационные и этнические различия, и противодействие со стороны национальных культур. Тогда коммунистическое руководство вынужденно шло на временные компромиссы национальным окраинам. Ярким примером такого компромисса было создание советской федерации по национально-территориальному принципу, а также политика «коренизации» партийно-государственной и интеллектуальной элит на местах. Однако такие тактические отступления от главенствующей классово-интернациональной парадигмы у руководства страны приводили к стратегическим просчетам. Национально-территориальный принцип, положенный в основу советского федеративного устройства (на самом деле СССР представлял собой жестко унитарное государство, в котором федеративные права республик лишь декларировались), и политика «коренизации» на местах способствовали развитию этнической идентификации и росту национал-сепаратистских тенденций в многонациональном государстве. Все это закладывало «мину» под «прочный и нерушимый союз народов СССР» и раскалывало единую советскую общность, а значит и единство многонационального государства.

Тем не менее советские руководители не оставили планов переплавки советских наций в единую общность. В сравнительно «либеральную» эпоху оттепели Хрущев пришел к выводу, что наступило время подумать не только о конкретных сроках наступления коммунизма, но и о слиянии наций, как это предусматривает сама цель коммунизма. Обе эти проблемы Хрущев поставил в Третьей Программе партии в 1961 году. Он хотел не больше и не меньше, как превращения национальных республик в географические понятия. Вместо сталинской формулы «расцвет национальных по форме и социалистических по содержанию культур», Хрущев и идеолог Суслов выдвинули новую формулу, о которой уже говорилось: «Расцвет и сближение наций». Из этой формулы намеренно была исключена «национальная форма» Сталина, то есть национальный язык как главное орудие любой национальной культуры. Причина ясна: когда произойдет «слияние наций» через «сближение», то и язык будет для всех один – русский. Первой ступенью к слиянию наций и созданию единой нации и является новая социальная общность - так называемый «советский народ». Избегая упоминать дореволюционную формулу Ленина «целью социализма является не только сближение наций, но и слияние их», новая «программа КПСС» говорит, что задача партии - дальнейшее сближение наций и достижение их полного единства.

Но само отсутствие репрессивного сталинского «катка» уже не сдерживало национальные элиты союзных республик от возможности латентного сопротивления подобной унификации со стороны союзного центра. А, с наступлением «застойного» правления Леонида Брежнева кризисные явления охватили в первую очередь сам грандиозный конструктивистский проект «советский народ». Когда с конца 60-х гг. коммунистическая идеология в стране вступила в период все нараставшего кризиса, общая советская идентичность в национальных республиках СССР стала повсеместно сменяться этнонациональной идентичностью. Ярким свидетельством кризиса национальной советской политики явилось нарастание оппозиционных советскому партийно-государственному режиму национальных движений, почти во всех союзных республиках. Наиболее сильными и массовыми эти движения были в национальных республиках Балтии (Эстонии, Латвии, Литвы). Характерной особенностью национальных движений этого периода являлось нерасчлененность в них как сугубо этнических, так и демократических целей. В условиях лишения права на свободное политическое, национальное, культурное, религиозное самовыражение этнонациональные движения в СССР являлись мощным элементом политической мобилизации масс под национальным знаменем. Однако, несмотря на всю серьезность и рост оппозиционных выступлений этнонациональные движения не могли вплоть до середины 80-х гг. серьезно поколебать многонациональную державу. Центральная власть вплоть до перестройки еще была достаточно сильна чтобы не только не допустить национального «взрыва», но и в какой- то мере «утихомирить» национальную оппозицию в стране с помощью массовых репрессий в конце 70-х- начале 80-х гг. Но устранить полностью национальную оппозицию власти уже были не в силах- слишком далеко разошлись официальные постулаты теории межнациональных отношений с реальной практикой национальной политики. Национальный вопрос продолжал оставаться наиболее острым и жгучим в последние годы существования СССР, настоятельно требовал своего решения. Однако и в первые годы перестройки, центральное руководство, взяв курс на глубокие реформы, тем не менее, продолжало проводить традиционную не отвечавшую духу времени и уже явно обреченную, национальную политику. Общий кризис центральной партийно-государственной власти, социально-экономический кризис, недееспособность старой национальной политики привели к новому, еще более мощному, всплеску национальных движений в СССР в конце 80-х-начале 90-х гг.

В исследовании национального вопроса в СССР, в изучении феномена «советского народа» нельзя не упомянуть и положение в стране русского народа. Большинство западных «советологов» (особенно С. Биелер, З. Бжезинский) называя СССР империей, утверждали, что русские господствовали политически и угнетали другие народы и в частности обвиняли СССР в сознательной русификации. Однако на сегодня чисто оценочный концепт «СССР как тюрьма народов» отвергается даже на Западе. Так, по мнению американского профессора Т. Мартина, в СССР проходил масштабный и в целом положительный эксперимент в управлении многоэтничным государством, который впоследствии был изуродован репрессиями, депортациями целых народов и централизаторской политикой в сфере экономики и идеологии, но который действительно создал «империю-наций»- своего рода фундамент для создания новых государств вместо распавшегося СССР. «Советский Союз не был нацией – государством. Никогда даже не было сделано попыток создать советскую национальность или же превратить Советский Союз в русское нацию - государство. Советский народ был, прежде всего, словесным конструктом, используемым наиболее часто в качестве краткой формулы для страстного патриотизма и готовности всех национально отличительных советских народов защищать Советский Союз от иностранной агрессии. Роль, которую играет доминирующая национальность в традиционных нациях- государствах, в Советском Союзе должна была выполняться дружбой народов. Эта дружба народов и была в СССР той самой воображаемой общностью».

Как быть с русификацией? Действительно, русский язык был доминирующим в культурном пространстве СССР, но он выполнял во многом функциональную роль. По мнению И. Кудрявцева, русский язык играл роль своеобразного «клея», который скреплял национальную конструкцию СССР. Просто на базе русского языка (на котором говорят большинство) лучше всего, можно было сконструировать «социалистическую сверхнацию»- советский народ.

Поэтому большинство современных российских исследователей склоняется к мысли о том, что в СССР не смотря на всю имперскую его конструкцию собственно русский народ, был главным донором и «государстводержателем» своеобразной советской империи. Так Тишков называет Россию-СССР империей особого рода, поскольку в ней, не было ни имперской нации, ни разделения на метрополию и колонизируемую периферию. Более того, он считает, что это была империя за счет русского народа. Это проявлялось во всем, в перекачке человеческих и материальных ресурсов из центральной России на национальные окраины советской империи. По мнению В. Соловья: «России и русским суждено было служить мотором социалистического строительства и источником ресурсов для ускоренного развития национальной периферии. Эту жертвенную роль с ними делили украинцы и белоруссы». Правда даже это не смогло сократить увеличивающийся разрыв (главная причина заключалась в демографическом «взрыве» среднеазиатских республик-В.Б.) между республиками Центра и особенно Балтии, от республик Средней Азии и Казахстана.

При этом сама концепция о русском народе как «старшем брате» должна была морально компенсировать всю жертвенность тяжелой имперской ноши русского народа. До поры, до времени пока статус русских в национальных республиках был довольно высок, русские как наиболее квалифицированные и образованные работники ценились в автономных и союзных республиках. Но как, только начиная с 60-х гг. коммунистически-советская идентичность в национальных республиках стала уступать национальной, русские вдруг сразу же оказались «чужаками и оккупантами», в «чужих» для них республиках. Началась замаскированная под официальную политику «коренизации» компания по выдавливанию и дискриминации русскоязычных кадров и замены их представителями титульных этносов и наций в союзных и автономных республиках СССР. Под влиянием национализма и усиливавшей русофобии в 60-70-8-е гг. начался обратная миграция русскоязычного населения из национальных республик обратно в Россию. Отток русского населения вел к ослаблению и изменению состава «клея», что в целом подрывало «скрепы» советской общности и напрямую провоцировало дезинтеграционные процессы в СССР.

Другим еще большим показателем неблагополучия государствообразующего народа, стал резкое снижение демографической рождаемости русских и уменьшение их общей доли в советской общности на фоне роста представителей неславянских этносов и национальностей. С точки зрения В. Соловья, «само коммунистическое правление» и ход «социалистического строительства» растратил казавшиеся безмерными «русские жизненные силы, выхолостил мощный русский мессианизм», атрофировал русскую союзно-имперскую идентичность. Именно поэтому русские, которые были всегда жертвой ими же созданного государства, не захотели поддерживать и защищать эту империю. А это в свою очередь и предрешило крах союзного государства.