13.4. Царская Россия на пути к политической и социальной катастрофе (1881-1917).

Как известно, все решил господин Случай. Убийство 1 марта 1881 года царя-реформатора Александра II, остановил возможный процесс завершения реформирования страны в полноценное капиталистическое государство. Испугавшись революционного насилия и глухого социального брожения, власть на какой –то момент решила нажать на кнопку «Стоп». С воцарением Александра III (1881-1894) начался период получивший название в исторической науке- «контрреформы». Но подавив революционный террор и усилив административный контроль над новыми общественными институтами, в первую очередь над земством и судом, царское правительство, тем не менее, продолжало рыночные преобразования. По европейски, рационализированное российское самодержавие прекрасно отдавало себе отчет, что без развитой промышленности и частного предпринимательства Россия не сможет удержать статус великой державы и выйти из положения периферийной страны западного капиталистического мира. Именно поэтому начался новый этап реформ, но уже в чисто экономической сфере и в условиях жесткого авторитарного режима. Оправданность такой политики объяснялось тем, что реформирование страны легче было проводить в условиях социальной стабильности, хотя при этом и возникал риск консервации такой «стабильности». Идеологом реформ этого периода стал С.Ю. Витте. В силу экономической слабости русской буржуазии и недостатка капиталовложений в экономику российское государство взяло на себя основные расходы на проведение индустриализации. Это отличало российскую индустриализацию от европейского типа, где промышленность развивалась естественным путем и независимо от государства, в то время как в России, со времен Петра I она находилась под контролем государства и развивалась в первую очередь в зависимости от стратегических задач правительства.

Итак, в конце XIX столетия в Российской империи начался процесс индустриализации экономики, приведший к еще большим изменениям в социальной структуре общества. Причем главным двигателем индустриального развития стало железнодорожное строительство. Индустриализация оказалась локомотивом, тянувшим экономику, науку, культуру, образование, поскольку возрастал спрос на специалистов, владевших научно-техническими знаниями. Именно в период так называемых «контрреформ» в экономической жизни России был сделан значительный рывок. К 1913 г. Россия занимала 4-5 место по объему производства и стала крупнейшим мировым экспортером зерна.

Бурно развивающийся российский капитализм причудливо соединял в себе черты как западного, так и восточного типа капитализма, это еще раз подчеркивает промежуточность развития государства-общества в России, которая несла в своем составе причудливую комбинацию западных и восточных черт. Западная черта проявлялась в создании в стране институциональной инфраструктуры капитализма, которой противостояло традиционная вотчинно-государственная система. Последняя вынуждена была мириться с быстрорастущим частным сектором, сохраняя за собой все командные высоты в экономике, например, являясь ключевым субъектом в распределении ресурсов.

Отметим, что самой главной чертой восточного типа индустриализации была огромная роль государства и в частности бюрократии в экономики, все это мы наблюдаем и в дореволюционной России. Особенностью русской буржуазии в отличие от западной было наличие традиционной неразрывной связи с государством. Русская буржуазия не обладала в тот период своеобразным классовым самосознанием, заставившим ее добиваться политической власти. Заветной мечтой для большинства российских предпринимателей было завести «дружбу» с высшими государственными чиновниками, чтобы получать выгодные, правительственные заказы и субсидии. Все «облагоденствованные» казной коммерсанты имели огромное преимущество перед теми предпринимателями, которые не имели прочных «связей» с чиновниками. Вот почему, как и в Японии к патронирующей деятельности государства по отношению к отечественному бизнесу, русские купцы и капиталисты относились как чему- то разумеющемуся. А как вообще возможно вести бизнес в стране, где власть рождала собственность, а не наоборот! В дореволюционной России капитализм оказался «подмят» бюрократическим классом- государством и всецело от него зависел. Российская буржуазия была в подчиненном положении от российской бюрократии- верховного коллективного собственника в государстве. Чиновники в любой момент могли отнять собственность у предпринимателей, поэтому последние вынуждены были их «кормить» («административная рента»- или просто коррупция) К тому же крупные российские чиновниками со временем эволюционировали от фактических совладельцев частной собственности в юридические права собственника. Так появлялась бюрократическая буржуазия, которая имела безусловный авторитет перед «чистыми» коммерсантами. Поэтому, стать идеологом буржуазно-демократических преобразований в России русская буржуазия вплоть до 1917 г. так и не смогла. И в этом было ее кардинальное отличие от западной буржуазии и в то же время сближало ее с поведением буржуазии в азиатских странах.

В то же время мы находим черты, сближавшие российский капитализм с западным капитализмом. Так на рубеже XX в. довольно четко проявилось стремление российских компаний и фирм к объединениям монополистического типа: конкуренция в стране была непривычным, опасным и беспокойным делом и в условиях монополий легче было договориться о цене, о поставках на рынок продукции. Но и здесь наблюдалась специфическая российская особенность. Что бы стать монополистами на рынке капиталистам необходимо было «дружить» с высокопоставленными чиновниками, то есть делиться с ними частью своих доходов. В результате, российская промышленность и банковская сфера, не пройдя как в Европе широкого этапа свободной конкуренции, с самого начала проявили тенденцию к монополизации, что в сочетании с государственным воздействием на экономику, противоречила развитию рыночной системы.

В России велика была роль иностранного, западного капитала. Это активно поощрялось правительством. Пытаясь ликвидировать отставание от западных стран правительство С. Витте в 90- гг. становится на путь активной модернизации России, пытаясь вначале, осуществить индустриализацию с помощью иностранного капитала и внешних займов. Витте не смотря на жесткую критику в свой адрес, считал, что именно иностранные капиталы способны «оплодотворить» национальную русскую промышленность. И к началу XX в. иностранные капиталовложения составляли 45 % всего акционерного капитала. При этом, доля иностранных инвестиций составляла: в горной промышленности 70 %, в машиностроении и металлообработке- 72 %; в химической промышленности- 31 %; а из 18 металлургических заводов Юга (нынешний Донбасс) 14 были иностранными.

Вся эта политика осуществлялась «сверху», с помощью апробированных ранее мероприятий почти мобилизационного характера: жесткого государственного регулирования, внеэкономических методов хозяйствования, дешевой рабочей силы и жесткой ее эксплуатации. Все это вызывало сопротивление у всех слоев общества. Отсутствия согласия в обществе, подпитываемое нетерпимостью и радикализмом российской интеллигенции, приводило к тому, что индустриализация не воспринималась различными слоями общества как национально необходимое, и поэтому отвергалось ими.

К тому же следует заметить, что вплоть до 1917 г. не смотря на проводимую индустриализацию, Россия в отличие от западных стран не превратилась в страну индустриальной цивилизованности. Она в целом оставалась на периферии западного индустриального капитализма.

И главным препятствием на пути индустриально- капиталистической экономики по единодушному признанию всех исследователей был нерешенный аграрный вопрос.

Россия и в начале XX века, не смотря на все успехи промышленной индустриализации, оставалась преимущественно общинно-крестьянской страной: 76% населения были заняты в сельском хозяйстве. По данным 1897 г. в городах проживало не более 13% населения. Общинная психология и трудовая этика исключали не только сколько-нибудь уважительное отношение к личному материальному благополучию, но и вообще к любому стремлению человека выделиться, встать над «миром». Да и средних слоев и самой буржуазии, носителей не уравнительно-социалистической, а буржуазной идеологии в России было крайне мало. Поэтому неслучайно господствующая уравнительная психология большинства нации стала одним из важнейших факторов утверждения господства большевиков после 1917 г.

Причем это во многом объяснялось противоречивой политикой царского правительства, с одной стороны проводившей капиталистическую модернизацию в стране, а с другой, вплоть до 1906 г. (начало Столыпиской аграрной реформы) из-за фискальных соображений и с целью сохранить контроль над крестьянами поддерживала этот архаичный средневековый институт. Русская сельская община исторически строилась на принципах уравнительности, взаимопомощи, постоянного перераспределения земель, что вступало в противоречие с принципами буржуазного уклада: индивидуализмом, прагматизмом и социальным эгоизмом. У крестьян было твердое убеждение, что земля не должна не принадлежать никому, будучи не предметом собственности, а скорее изначальной данностью их окружения, подобно воздуху, воде, солнцу. Поэтому не случайно многие русские общественные деятели и мыслители воспринимали русского крестьянина, как «прирожденного социалиста». Так уже после 1917 г. Н.Бердяев писал: «Русский народ никогда не был буржуазным, он не имел буржуазных предрассудков и не поклонялся буржуазным добродетелям».

Община и общинная уравнительная психология выстояла под ударом со стороны государства вознамерившегося одним махом привить крестьянам буржуазный частнособственнический уклад (Столыпинская аграрная реформа). Поскольку в России для него не было вековых традиций, широкой социальной базы, ни политических свобод. Требовалось время, а его как раз и не хватило для полной социальных противоречий страны. Поэтому, ко времени крушения монархии, в России по-прежнему сохранялось феодальное помещичье землевладение, и тысячелетняя, патриархальная крестьянская община. Да и сама традиционная вотчинно-государственная структура власти во многом сохранила свою основу, несмотря на все реформы. В начале XX в., в России произошло переплетение старого и нового- докапиталистических, раннекапиталистических и современных капиталистических отношений. Сохранились институты самодержавия, сословного деления общества, полуфеодальное помещичье и общинное крестьянское землевладение. По- прежнему сохранялся «патронаж» государства над бизнесом. В значительной мере экономическая деятельность населения протекала в границах натурально-патриархального и мелкотоварного укладов.

В результате всех трансформаций Россия так и не стала Европой, она по меткому выражению Г.В. Плеханова, «имела европейскую голову и азиатское туловище». Но и путь проделанный Россией по пути европеизации, особенно со времен Великих реформ был впечатляющим. Количество населения империи, которые могли о себе сказать: «мы европейцы», возможно, измерялось лишь несколькими миллионами. Но этому, по- прежнему узкому прозападному слою, противостояла подавляющая часть населения страны, по большей части крестьяне, но и горожане, проживающиеся в традиционном укладе и для которых слова: «Запад» и «Европа», не вызывало никаких, не положительных, не отрицательных эмоций. Для того чтобы объединить два расколотых еще с эпохи Петра, социальных слоя, требовалось не просто еще времени, но и что самое главное, завершения капиталистической модернизации страны.

Под давлением революции 1905-1907 гг. и поражением в русско-японской войне 1904-1905 гг. новый царь Николай II вынужден был согласиться на установление конституционной монархии. Началась во многом осторожная и половинчатая политическая реформа, так ожидаемая российскими либералами в эпоху правления Александра II. По манифесту 17 октября 1905 г. народ России получал долгожданные русской интеллигенцией основы конституционного строя, политические свободы и парламент. А после 1906 г. (первый созыв Государственной Думы) Россия, пусть и усечено, но все- таки вошла в круг правовых государств, так как конституция и парламент, разделение властей и независимый суд стали неотъемлемыми институтами русской политической жизни. И, пусть парламент не стал де-факто полноценным законодательным органом страны, тем не менее, он став, неотъемлемой частью государственной жизни, объективно усиливал тем самым вектор движения страны к правовому и демократическому государству, буржуазного типа. То есть, в движении по тому же пути, которым успешно шел Запад. Могла Россия со своей культурной и религиозной спецификой и большими массивами восточных территорий и населением, мощным бюрократическим классом изменить свою традиционную вотчинно-государственную систему и стать «нормальной» страной в западном сообществе? Безусловно, могла. Никакой предопределенности и исторического «проклятия» России идти по «азиатскому пути», с подавлением общественных свобод и сохранением власти-собственности просто не было. У любой страны, ее народа и элиты, всегда существует множество путей и возможностей для выбора, который они делают на основе еще большего множества факторов и переменных в разных исторических условиях. И то, что этот выбор в 1917 году привел совсем к другому результату, чем мог бы привести четкий вектор в начале XX века, никакой заданности и фатализма нет.

Еще одна проблема, возникла уже в ходе проводимой капиталистической модернизации и заключалась она в утрате положительного образа самодержавной монархии для большинства населения страны. В результате новых экономических преобразований, российское общество было втянуто в полосу непрерывного кризиса и делегитимации государственной власти. Царскому самодержавию не удалось разработать на рубеже веков наиболее подходящей национально-государственной идеи, кроме, идущей со времен Николая I идеи народной монархии графа Уварова. Привлекательный образ этой монархии, сотканный из единодержавия и православной нравственности, миссионерской ответственности высшей царской власти за судьбу страны перед Богом, стал все более расходиться с реальным самодержавием начала XX в. И в этом, помимо ошибок самого самодержавия немалую негативную роль сыграла также российская интеллигенция. Антимонархический и антиправительственный настрой русской интеллигенции в начале XX в. все более передавался массам и играл роль бикфордова шнура. Например, в годы русской революции 1905-1907 гг. радикальная интеллигенция одобряла и индивидуальный террор эсеров, и поджоги помещичьих усадеб, и тем все сильнее раскачивала государственный корабль.

И все же главную роль в судьбе неудачи капиталистической модернизации в России сыграл фактор неспособности государственной власти и лично Николая II провести российский корабль при штормовом ветре между всеми рифами, благополучно в гавань. Конечно, катастрофическую роль для модернизируемой страны, с нетерпимой к власти интеллигенцией, с поляризованным обществом, с нерешенностью проблем в аграрном секторе, сыграла первая мировая война (1914-1918). Но кризис существующей власти назрел давно, и война лишь обнажила неспособность властей справиться с этим кризисом. Да и большого желания в продолжении реформ у самодержавия боявшегося лишиться привычной власти быть просто не могло. Трагедия российского самодержавия заключалось в ее одиночестве (черносотенцы не в счет), но главное в упорном не желании самодержавной власти иметь союзников, с которыми нужно делить эту власть. Поэтому возможные ее надежные союзники в первую очередь в лице большинства российской интеллигенции и буржуазии, оказались в стане оппозиции, а постоянная опора на бюрократию только приближала крах. Свержению монархии предшествовала в основном не революционная ситуация в стране, а цепь фатальных ошибок допущенных самой властью. Главное заключалось в усугубляющемся кризисе легитимности самодержавной власти все годы правления Николая II и особенно в годы Первой мировой войны. Кризис легитимности государственной власти в России, проявлялся также и в том, что, с одной стороны, она перестала соответствовать идеалу народной монархии и принципам патернализма, а с другой ее аморальная деятельность придворного круга (особенно в период «Распутинщины») вошла в резкое несоответствие с морально-нравственными представлениями о идеальной монархии. Отсюда в обществе резко упал ее духовно-нравственный авторитет, и произошла десакрализация самодержавной власти. В результате в одной из самых монархических стран, институт монархии перестал пользоваться уважением у ее подданных. Этим во многом объясняется то равнодушие, с которым общество восприняло падение самодержавия в феврале 1917 года.

Вопросы для самопроверки и самоконтроля:

1.Какие основные модели имперского управления применяли центральные власти для управления своими окраинами?

2.Охарактеризуйте николаевскую Россию в первой половине XIX веке.

3.В чем проявился буржуазный характер реформ Александра II в 60-70-х гг. XIX века?

4.Докажите смешанный характер российского государства-общества в начале XX века.

5.Почему в России до революции 1917 года капитализм не стал господствующим способом производства?

6. Какие причины на ваш взгляд привели Россию к социально-политической катастрофе 1917 года?

Основная литература