17.2.Сущность и характерные черты марксистско-индустриальной вотчинно-государственной системы в ссср в 30-40-50-гг.

Жесткая, насильственная и форсированная модернизация 30-х гг., сопровождаемая сосредоточением абсолютной власти Сталина в партии и стране, окончательно сформировало тот строй в России, который в научной литературе получил наименование тоталитарного. Фундаментом могущества системы, несомненно, была машина террора. Для краткости понимания сути проблемы, будем называть тоталитарное общество, общество в наибольшей степени социально однородное, полностью контролируется партией, государством или религиозным духовенством, которое для системы своего контроля опирается на террор.

Итак, о сущности нового режима, и господствующей форме собственности. Сначала подчеркнем, что советские учреждения являлись декларативным прикрытием настоящих хозяев в стране- партийных структур. Отсюда расхожий лозунг во всех правовых и государственных документах советской эпохи о том, что вся собственность в СССР является общенародной, было такой же фикцией, как и существование советской власти в стране. Теоретически это было возможно только в том случае, если в стране была настоящая демократия трудящихся и настоящих хозяев в стране- партийную верхушку контролировали и выбирали сами трудящиеся, те же рабочие и крестьяне. Но этого, как известно не было. В СССР партийный аппарат был становым хребтом государства или ядром этого государства. И это еще не все, партийный бюрократический аппарат одновременно составлял господствующую элиту (ее господство при Сталине ограничивалось массовыми репрессиями) советского государства. Не крестьяне, которые были прикреплены к земле и состояли в колхозах, работали на государство, ни рабочие на заводах получавшие небольшую зарплату (жизненный уровень рабочих в 30- е гг., был ниже дореволюционного уровня) а бюрократический класс-государство. В тоже время именно через «общенародное государство», во главе которого стоял все тот же правящий партийно-бюрократический класс, осуществлялось присвоение прибавочного продукта, которое ими же перераспределялось через своих же чиновников. Поскольку никакого демократического (со стороны всех трудящихся страны) контроля за перераспределением прибавочного продукта не было, то это перераспределение осуществлялось партийной бюрократией, в первую очередь в интересах самой бюрократии. В то время как большая часть прибавочного продукта (разумеется, за вычетом расходов на развитие инфраструктуры общественного жизнеобеспечения) в виде разного рода привилегий и пайков шла на «корм» партийным чиновникам, которые и составляли господствующий в стране «класс-государство» и являлись фактическими собственниками государственной собственности. И если применить здесь марксистскую терминологию то именно партийные чиновники и были эксплуататорами страны Советов.

Возникает вопрос, в чем же состояло принципиальное различие в присвоении собственности в СССР, в отличие от капиталистических западных стран?

На этот вопрос мы находим ответ у Ю. Семенова. Анализируя форму собственности в СССР, исходя из господствующего партийно-бюрократического класса Семенов, высказывает точку зрения что ни один политарист (высший чиновник-В.Б.), взятый в отдельности, не был частным собственником. Собственником был лишь класс в целом. Это была групповая или общеклассовая частная собственность. Размер дохода и привилегий строго в зависимости от занимаемого поста, или должности. Этой же точки зрения придерживаются исследователи С. Чухлеб и Д. Краснянский, по их мнению, общенародная собственность на деле оказывается собственностью коллективного собственника - партийно-хозяйственной номенклатуры, которая была господствующим классом распоряжавшая всей «общенародной», то есть государственной собственностью.

Итак, мы выяснили, что, несмотря на все партийные документы, официальные СМИ, в которых большевики заявляли, что они опираются на рабочий класс и крестьянство, на самом деле социальной опорой их был другой класс. А именно партийно-государственный аппарат, который в свою очередь рекрутировался из рабочего класса и крестьянства. Но рабоче-крестьянское происхождение служило удобной идеологической ширмой скрывающей подлинную сущность новой власти. Поскольку попадая в партийную когорту и поднимаясь по карьерной лестнице, человек навсегда порывал со своим классом, откуда он вышел, становясь партийным функционером. Подчеркнем, что речь идет о кадровых партийных функционерах, а не рядовых членов партии, которые состоя в партии, не имели доступ к распределению общественных благ. В тоже время их нахождение в правящей партии, являлась дополнительной легитимацией существующего режима в глазах всего общества. Что, безусловно, еще более укрепляло действующий режим, подчеркивало его «народный характер». В тоже время жизнь у правящего класса в 30-40—50- гг., была довольно несладкой, сталинский «топор репрессий» регулярно самым бесчеловечным образом производил «ротацию кадров» и смену элиты. То, что в западных странах необходимое обновление и ротация элит производилась с помощью демократических перевыборов, в сталинской России подобная смена осуществлялось с помощью тотальных репрессий, особенно в 1937-1938 гг. Подобные «кровопускания» препятствовали коррупции и окостенению государственного аппарата, приводили к приходу в аппарат все новых представителей из разных слоев общества. Это приводило к достаточно высокой по тем временам социальной мобильности. Безусловно, это работало на эффективность партийно-государственного аппарата, если считать «нормальной» подобную практику смены элит. И здесь, мы находим удивительное сходство с деспотичным правлением азиатских правителей.

Однако разница есть. Восточные деспотии формировались естественно на основе религиозных традиций, в то время как коммунистически-советский тоталитаризм формировался сознательно, исходя из рациональных идеологических установок. Но главное было в другом. Советский, как и нацистский тоталитаризм в отличие от азиатского деспотизма доиндустриальной эпохи, были политическими режимами новой индустриальной эпохи и решали политические и социально-экокономические задачи этой эпохи. Одной из главных задач индустриальной эпохи для всех обществ Запада, Востока и России явилась задача модернизации.

Насильственно прервав капиталистическую модернизацию, большевики в качестве альтернативы начали свою модернизацию российского общества, на основе марксистской социалистической идеологии (коммунистическая модернизация). Модернизация началась с полного разрушения всей прежней социальной структуры и строительства нового общественного организма. На место многоукладного общества императорской России, с устойчивыми ростками гражданских прав и свобод, путем жесточайшей социально-репрессивной селекции формировалось социально однородное советское общество индивидов растворенных и обезличенных в коллективном «Мы».

Таким образом, сама социалистическая идеология (социализма, как мы выяснили в СССР не было) путем мобилизации всех ресурсов и используя старые, веками проверенные инструменты, такие как насилие и деспотизм власти объективно послужила новым, альтернативным капитализму способам формирования советского общества индустриальной эпохи. Марксизм как теория «вооружил» традиционную вотчинно-государственную систему России, дал ей небывалое по идейной мощи и притягательной силе в мире Оружие, благодаря которому обычные вотчинники-партократы воспринимались во всем мире как Мировые вожди. Благодаря марксистско-ленинской идеологии альтернативный капитализму «социалистический Модерн» превратился во вторую мировую силу, долгое время успешно соперничавший с капиталистическим Модерном.

Опять же благодаря марксизму, изживаемая в ходе капиталистической модернизации вотчинно-государственная система, в советской России получила как бы «второе дыхание» и была многократно усилена. Но ее усиление произошло на новой основе, а именно на основе западного рационального марксистского учения и в условиях создания индустриального государства-общества мобилизационного типа. В результате, возник удивительный гибрид,- марксистско-индустриальная вотчинно-государственная система. Мобилизационный тип развития, при крайне затратных материальных и людских потерях привел к впечатляющим успехам. Стоит признаться, что успехи такой модернизации и по сей день завораживают сознание современников, что и говорить о том времени. Напомним о них: сформирована в короткие сроки мощная индустриальная база (СССР вышел на второе место в мире по промышленному производству), возникли десятки новых отраслей промышленности, созданы крупнейшие в мире вооруженные силы, Советский Союз стремительно урбанизировался, была создана мощная образовательно-научная база и т.д. Однако мобилизационный и сверхцентрализованный тип развития общества как показала история СССР, хорошо работает только в чрезвычайных условиях, например мировой войны, или мирового кризиса, то есть на короткой временной дистанции, когда надо максимально «собраться». В длительной исторической перспективе, форсированная, основанная на насилии, грандиозной расточительности средств модернизация, отчетливо демонстрирует свои структурные пороки, предвещающие ее крах. Сверхцентрализм и сверхмонополизм советской системы делал ее и одновременно прочной (испытания войной система с честью выдержала) и одновременно хрупкой в случае ее возможных кризисов (таким сильнейшим кризисом и стала перестройка). Все это и повлияло на деградацию самой системы и вызвало ее обрушение.

Создание совершенно новой «советской» системы государства-общества практически невозможно представить без колоссальной роли в ней Сталина. Из всех большевистских «вождей» именно Сталин, верно и точно, ухватил сущность господствующего класса в Советской России. Отсюда, именно опора на партийную бюрократию привела Сталина на вершину политического олимпа. С этого времени его главной заботой являлось выстраивание исправно работающей бюрократической машины. Он стал самым полным выразителем интересов партийного аппарата, вернее его верхушки. Поскольку сам создавал этот аппарат и в тоже время во многом являлся и продуктом этого аппарата.

В 30-40- е гг. бюрократический партийный класс- «класс-государство» превращается в закрытую касту с всевозможными привилегиями: продовольственными пайками, индивидуальным медицинским обслуживанием и т.д. Но партноменклатура при Сталине в условиях существования деспотического режима еще не превратилась в класс полностью господствующий над обществом и приватизирующий общественную собственность. Партийная система держалась на постоянном страхе и регулярных чистках аппарата и «кровавом обновлении» элиты. Репрессии в партийных органах положительно сказывались на имидже самого Сталина в обществе. Этим самым, подпитывались антиэлитарные и настроения в массах и рождали у них чувства удовлетворенной мести за свою довольно тяжелую жизнь. Накапливающееся социальное напряжение в народных низах выходило через пар праведного гнева за справедливое наказание «царем» (генсеком) «несправедливых бояр» (чиновников, военных, деятелей культуры и т.д.). К тому же репрессии в партийно-государственной, хозяйственной и военной элите расчищали дорогу «наверх» представителям низов. Только смерть Сталина в 1953 году избавило партийный аппарат от постоянного страха за свою жизнь. Партийно-государственная система лишилась своего деспотичного «хозяина» и вскоре партийная верхушка вдруг осознала, что теперь она сама является подлинным «хозяином» в стране, поскольку на место Сталина восточного деспота индустриальной эпохи, никто не пришел.

Уникальность сталинской номенклатуры состояла в том, что это была пирамида абсолютной политической, экономической и идеологической власти, в рамках которой законодательные, исполнительные, контрольно-судебные функции были сосредоточены в центральном аппарате. Для всех законодательных, исполнительных и судебных органов как центральных, так и местных конституция СССР с прописанными там законами и правами, как учреждений, так и граждан, была пустой формальностью, а воля партийного аппарата- абсолютной силой. Причем главенствующая роль, принадлежало Политбюро ЦК ВКПб затем и КПСС (высшей партийной инстанции), возглавлявшему пирамиду власти, которой неукоснительно подчинялась номенклатура ЦК КПСС, номенклатуры республиканских компартий, затем областных и районных комитетов.

Несмотря на морально оправданную жесткость современных оценок, было бы не верно, преуменьшать значение Октября в мировой истории. Заслугой Октябрьской революции и марксистско-ленинской идеологии заключалось в социальном принципе построения государственно-общественной системы, при которой все общество, а не ее часть должны иметь равные возможности пользоваться и распоряжаться произведенным прибавочным продуктом и самореализовать свои творческие потенции. Именно этот принцип в конце века стал стандартом современного государства для всех стран мира, а до 1917 г. его нигде не было. И в том была заслуга Октября. В конце концов, впервые в российской истории миллионы людей смогли повысить свой социальный статус, реализовав свои социально-психологические потребности и устремления. Это и стало одним из основных факторов грандиозного исторического успеха молодой страны на мировой арене. Тогда как в царской России только небольшая часть населения могла самореализоваться, в то время как большая ее часть были автоматически выключены из активной общественно-политической жизни. Совсем другую ситуацию, мы наблюдаем в СССР, где большая часть населения страны, за исключением уничтоженных эксплуататорских классов, могла самореализоваться практически во всех областях человеческой жизнедеятельности. И, несмотря на массовую бедность по сравнению с западными странами, советские граждане получили невиданные социальные услуги: бесплатное образование, медицину, социальные пособия и т.д. Социальные достижения в советской России были восприняты как вызов на Западе, что стимулировало там переход к модели социального государства. В итоге то, что так усердно пропагандировала советская печать, а именно идеи о справедливом обществе всеобщего (для всех трудящихся) благоденствия, было в большей степени построено не в первой «социалистической стране», а на враждебном для советских руководителей капиталистическом Западе. Не говоря уже о том, что советский рывок к индустриализму сопровождался невиданным подавлением прав и свобод граждан, живущих в условиях военно-казарменного быта. И, тем не менее, все великие стройки и другие достижения советской эпохи были достигнуты не за счет только давящего страха той эпохи. Страхом невозможно заставить людей побеждать, преодолевать неимоверные трудности, нужно что-то другое. Какие же компенсаторные механизмы действовали в советском обществе, которые помогали в нечеловеческих условиях, с точки зрения нашего времени, не просто выживать, но и успешно созидать и даже обгонять по многим показателям богатый и демократический Запад?

С точки зрения Л. Семенниковой это во- первых, советский коллективизм, а во-вторых, социалистическая идея. По сути, все советское общество состояло из коллективов: производственные коллективы на фабриках, заводах, научных институтах, колхозах на селе и даже лагерные коллективы ГУЛАГа. Шофер из Пензы И.Е Карасев, так оценил это время и работу в общем советском «мегаколлективе»: «Жили, трудились одной общей семьей на благо Родины!»

Другой, еще более мобилизующей силой явилась социалистическая идея в ее марксистско-ленинском, коммунистическом варианте. Ее роль в том обществе была огромна. Любое общество нуждается в высших идеалах и ценностях. Социалистическая идея была тем массовым общественным идеалом, которое позволило советскому обществу добиться грандиозных успехов. Она во многом освящала и одухотворяла жизнь советских людей порой в нечеловеческих условиях лагерей и других тяжелых обстоятельствах, общественно-государственной системы предназначенной больше воевать, чем жить. Эта идея придавала смысл людям служения высшим целям в условиях потери других компенсаторных механизмов, например, религиозной веры. Вера, в светлое коммунистическое будущее не только для себя, но и для всего человечества помогала примиряться людям с жесточайшей государственно-общественной системой, в которой не было ни грана социализма, зато было очень много массовой искусной пропаганды и манипуляции общественным сознанием. Тоталитарный сталинский режим умело и беззастенчиво использовал неиссякаемую веру в коммунистическую утопию и этим, а не только страхом ГУЛАГа, долгое время обеспечивал свое конкурентное преимущества перед буржуазным, но не идеократичным Западом.

Великая Отечественная война 1941-1945 гг. явилась самым тяжелым испытанием советского общества в его истории. Война потребовала предельной мобилизации, крайнего напряжения всех сил для защиты страны. В условиях тяжелых поражений, партийно-бюрократический режим на время отошел (правда, далеко не полностью) от идеологической доктрины и как не раз бывало в российской истории, сделал ставку на патриотизм и другие лучшие качества российского народа. В этой объявленной священной войне русско-российский солдат защищал не партию с «мудрым» вождем, а свой дом, своих родных и близких, которые отождествлялись у него с понятием Отечества. Стремление партийно-государственной системы к защите самой себя полностью совпало с интересами народа встретившего самого беспощадного и смертельного врага. Именно в годы войны исчез возникший до этого огромный разрыв между властью и народом. Но, «азиатская» манера ведения войны, (справедливости надо отметить и высокое полководческое искусство советских офицеров и генералов), абсолютно наплевательское отношение к человеческой жизни («мы за ценой не постоим»), привела к чудовищным человеческим потерям (27 млн. человек).

Победа над германским нацизмом и его союзниками во второй мировой войне, обретение СССР статуса сверхдержавы, как и распространение тоталитарной советской модели на страны Восточной Европы, казалось бы, еще более упрочили в глазах правящей партийной элиты и лично Сталина правильность выбранной модели развития страны. Начавшаяся холодная война с Западом окончательно похоронила все возможные попытки смены военно-мобилизационного пути развития. Курс на военное противостояние с Западом оказался губительным для советской экономики, способствовал ее окончательному подчинению интересам военно-промышленномого комплекса и стал отправной точкой тотальной милитаризации страны.

Страна в эпоху позднего сталинизма отчетливо напоминала собой восточно-российскую деспотию с «обожествляемым царем-генсеком» и его культом; с господством «атеистической религии» в виде марксистско-ленинской идеологии; колоссальным бюрократизмом; неразделенностью власти и собственности, «крепостным правом»(кстати, крестьяне ВКПб, переводили как Второе Крепостное Право большевиков-В.Б.) в виде сталинского колхозного строя; внеэкономическим принуждением большинства населения (в первую очередь крестьян); гипертрофией коллективистских начал и подавлением личности и т.д. И при такой насильственной модернизации сохранялись многие черты традиционного общества и массовой психологии. Особенно это проявлялось в советской модели урбанизации, которая не привела к формированию развитой городской культуры, с характерным личностным началом. Наоборот, здесь сохранялись черты уравнительного общинного коллективизма и полное отсутствие гражданской зрелости и автономии. В тоже время Советский Союз выгодно отличался от всего Востока (за исключением Японии), своими передовыми в ряде отраслей технологиями, высоконкурентной наукой, почти поголовно грамотным населением. Наконец послевоенный СССР приобрел статус мировой сверхдержавы и стал лидером мировой «социалистической системы».

А между тем, изоляционизм страны и массовая ксенофобия по отношению к Западу, сопровождаемая, компанией борьбы с «безродными космополитами», помноженная на удушение партийными чиновниками творческой инициативы граждан привела лишь к краткосрочному успеху вотчинно-государственной системы индустриальной модели. Вместе с тем в обществе накопилось достаточно критического потенциала готовое в любой момент «взорвать общество». Сказывалась общая усталось населения, и партийной элиты жить в условиях искусственного подстегивания «мобилизационной готовности» и постоянной борьбы с «внешними и внутренними врагами», влача при этом рабское и нищенское существование (колхозники на селе). Поэтому смерть Сталина в 1953 г., партийно-государственной элитой была использована для существенной коррекции политического и социально-экономического курса страны, с сохранением основ марксистско-индустриальной вотчинно-государственной системы.