19.3.Модернизация мусульманского Востока во второй половине XX века.

Несколько по-другому, трансформация традиционного общества и западнокапиталистическая модернизация проходила в Индии, Турции, Иране, Индонезии и др. В этих странах, наряду с западнокапиталистическим укладом жизни: парламентской демократией, многопартийностью, западным судопроизводством и светским образом жизни и европейским образованием части населения, продолжал сохраняться огромный остов традиционного уклада жизни. В этом сохраняющемся традиционном мире, было преобладание сельского населения над городским, традиционного религиозного сознания над светским и рациональным, сохранялась большая доля безграмотности населения. Контраст между двумя мирами впечатлял и удивлял всех, кто хоть раз побывал в этих странах.

Традиционная общинно-кастовая система, которая сохраняла свое господствующие влияние на подавляющие массы населения, была основным сдерживающим фактором на пути широкомасштабной капиталистической модернизации и складыванию единой гражданской нации в Индии. В то же время общинно-кастовая система не была таким уж препятствием, которая могла бы обратить вспять модернизационные процессы, как это случилось в Иране в 1979 году. Наоборот кастовая система амортизировала и во многом сглаживала возникающее в ходе модернизации социальное расслоение и другие ее издержки в Индии. Поэтому в Индии мы не наблюдаем социальной базы для массовых социальных протестов проводимой политики властей. И это при том что в стране весь период национальной государственности происходит «элитарная модернизация, при которой большинство населения остается на уровне выживания, но сохранение традиционного социального строя обеспечивает вполне приемлемый уровень социальной стабильности»./20 Поэтому Индия уверенно преодолевала все трудности капиталистической модернизации и продолжала развиваться. Следует также отметить что, в Индии буржуазия, пожалуй, первой на Востоке, достигла стадии монополистического капитализма. В 70-80 –е гг., деятельность индийского монополистического капитала наряду с японским, и корейским, носила международный характер и охватывала регион от Бирмы и Малайзии до Африки. Семи богатейшим индийским монополистическим группам в 90- гг.принадлежало ¾ индийских инвестиций за рубежом, в том числе 40% из них- самой крупнейшей группе «Бирлы», заграничные активы которой превышали ее активы в Индии. При этом не следует забывать и о мелком и среднем бизнесе, деятельность которого позволила стране к концу XX века обрести многомиллионный, около 250 млн. человек средний класс-основу стабильности любого капиталистического общества. В результате, несмотря на чудовищное расслоение в обществе, контрастирующее сосуществование двух образов жизни: современного и традиционного, Индия к концу XX в. смогла превратиться в ведущую аграрно-индустриальную державу Южной Азии, с быстро развивающейся современной рыночной экономикой, с развитой по меркам Азии политической демократией.

До начала 90-х годов XX в., Турция, была единственно мусульманской страной, где правовая система строилась на полном разрыве с шариатом, а государство формировалось на началах лаицизма (движения за секуляризацию). Новая политическая традиция, заложенная Ататюрком уверенно, хотя и не так быстро как в Японии и Южной Корее, вела Турцию по пути капиталистической модернизации. Политическую власть в стране монополизировала созданная еще Ататюрком Народно-республиканская партия (НРП), создав в стране режим политического авторитаризма, а в экономике, государственноцентричную модель. В годы Второй мировой войны во многом благодаря искусной политике нейтралитета и выгодного экономического сотрудничества и с Великобританией и с Германией, турецкая экономика совершила значительный рывок вперед. Всего за 1939-1945 гг. стране удалось заработать четверть миллиарда долларов чистой прибыли, ставшими серьезными вложениями в растущую турецкую экономику.

Укреплению демократии западного типа, капиталистических основ в экономике во многом способствовал и внешний фактор-институциональные связи с военно-политическим блоком Запада- НАТО. Турция была одной из первых стран, вступивших в эту организацию, в 1949 году. Период 50- х гг., называют «золотым веком» турецкого предпринимательства. Государство провело либеральные экономические реформы, расширяющие возможности как турецкого так и западного частного капитала. Кроме этого западнокапиталистический вектор в экономике укрепляли: крепкие экономические связи с ЕЭС, затем и с 1992 г. с ЕС, а также, наличие миллионной армии турецких гастарбайторов в Европе. Армия являлась главным гарантом светской государственности страны и определяла все рамки политической ее жизни, пользуясь значительной популярностью среди населения. В послевоенной истории страны турецкие генералы дважды, в 1960 и 1980 гг., совершали военные перевороты, храня верность секуляристским принципам «отца-основателя» Турецкой республики Ататюрка. В 1997 г. они вновь вмешались в процесс управления, принудив к отставке исламистское правительство Н. Эрбакана. Это, впрочем, не смогло полностью преодолеть влияние в Турции исламистов, которые к концу века по- прежнему пользовались большой популярностью в турецком обществе. Исламисты, справедливо критикуя послевоенный курс страны, указывают на то что, Турция «не стала передовой державой, но приобрела такие пороки, как проституцию, наркоманию, алкоголизм, неизвестные ранее болезни, одновременно утратив любовь, доброту, правдивость, альтруизм, поэзию».

Однако, несмотря на довольно длительную капиталистическую эволюцию по сравнению с другими странами Востока, Турция не превратилась в развитое капиталистическое индустриальное общество, по примеру Японии, или даже Южной Кореи. Причины заключались в дефиците политической демократии и авторитаризме власти, неразвитости общественных институтов, прав и свобод граждан, и наконец, в сохранении основ исламского традиционализма. Но и, сделано за этот период в плане модернизации было немало. Турция в конце века вырвалась из цепких оков традиционализма, выработала собственную модернизационную стратегию, основанную на синтезе западного опыта и собственных традиций, создала наиболее эффективную по сравнению со странами Ближнего и Среднего Востока модель демократического устройства и превратилась в среднеразвитую капиталистическую страну.

Совсем непросто модернизационные процессы проходили в исламских странах арабского Востока и Ирана, где в отличие от Турции, огромное влияние исламского духовенства и традиционализма определяло и выбранную модель модернизации- промежуточную между западнокапиталистической и социалистической, на основе слегка модернизированного исламского традиционализма и образа жизни. Ключевую роль в модернизации этих стран сыграли огромные запасы нефти в этих странах. Большой поток нефтедолларов, усилившийся после энергетического кризиса 1973 г., позволил ряду стран (в первую очередь, Саудовской Аравии, Ирану, Катару, ОАЭ, Кувейту), не прибегая к демократическим реформам в политической сфере и установлению светской государственности, создать более или менее развитую производственную инфраструктуру и существенно повысить уровень жизни населения. При этом ряд других арабских стран, таких как Ирак, Сирия, Египет, Йемен исходя из внешнеполитической ориентации на СССР, позволяли себе в 50-60- е гг., различного рода социалистические эксперименты в экономической сфере: преобладание национализированной промышленности над частным сектором, ограничение частного сектора и свободной торговли. Однако господствующий в этих странах исламский традиционализм не привел эти страны на путь тотального социалистического строительства. К тому же, смена внешнеполитического вектора, с СССР на США, как это случилось в 70- е гг., например, в Египте при Садате, вновь вернула эти страны на свой традиционный модернистский путь развития: «ни Восток (подразумевается «коммунистический Восток»), ни Запад». Исламская цивилизационно-культурная основа арабских стран, с влиянием исламской религии на политическую сферу, недостаток секуляризации в этих государствах, все это блокировало проведение широкомасштабной модернизации исламского восточного мира.

В 60-70- е гг., в Иране, в первую очередь, во многом личными усилиями шаха Мохамедда Реза Пехлеви осуществлялась капиталистическая модернизация вотчинно-государственной системы и традиционного иранского общества по западнокапиталистическим стандартам. Так называемая «Иранская Белая революция» привела в середине 70-х гг., к неплохим результатам: благодаря финансовой помощи Запада была построена современная нефтяная промышленность; сформирована система социального страхования; значительно расширены права женщин; создана государственная сеть бесплатного светского образования и т.д. Причем все эти преобразования проводились на основе жесткой авторитарной системы и абсолютной политической власти шаха, «декорированного» элементами западного парламентаризма. Однако, ломка традиционных ценностей и попытка их замены западными, порождала яростный протест в среде шиитского духовенства, с которым шах вступил в конфронтацию, лишив их части доходов (секуляризировал их земли, вакуфы). К тому же проводимая модернизация вызвала огромное социальное расслоение и недовольство в стране, а авторитарный режим расправлялся с любыми проявлениями оппозиции, предоставив огромные полномочия охранке (САВАК), всюду ограничивал права и свободы людей, не считаясь с нормами конституции. Поэтому в Иране, особую остроту приобрели противоречия между авторитарным и прозападным режимом шаха и традиционным, исламским обществом возглавляемым духовенством и частью патриотической интеллигенции. Эти противоречия вылились в острый политический и социальный конфликт. В результате, произошедшая антишахская и антизападная революция, привела к созданию в 1979 году Исламской Республики Иран, в соответствии с которой верховная власть стала принадлежать шиитскому духовенству, а гражданскую политическую власть осуществляют президент, меджлис (парламент) и премьер. В соответствии с официальной концепцией «исламской модели развития», которая, иранским руководством рассматривалась как альтернатива западному капиталистическому и советскому социалистическому путей развития, Иран выбрал «третий промусульманский путь» политической и социально-экономической модернизации. В основе этого самобытного пути лежит неприязненное отношение правящей элиты к двум основным моделям модернизации, как чуждым традиционным ценностям иранского общества. В тоже время в Иране, как пишут некоторые исследователи, не произошел откат к средневековым нормам жизни. Например, никакой тотальной исламизации и возвращения к дореформенным порядкам (до времен шахских реформ) также не произошло. В стране продолжает существовать господствующий государственный сектор, одновременно, с частной промышленностью и более- менее свободным рынком. При этом в Конституции фундаменталистского Ирана указывается что, несмотря на то что частная собственность является священной и неприкосновенной, она должна быть нажита честным путем и не приобретаться за счет ущемления собственности других граждан и не быть результатом спекуляций. В этом видится попытка властей законодательно ограничить частную собственность и поддержать кооперативный и государственный сектор. Вот только закрытость страны, большая доля в промышленности государственного сектора и бюрократии и с попытками духовенства управлять страной не приводит экономику страны к инновационному технологическому прогрессу по примеру стран Японии и Южной Кореи. Иран, несмотря на всю уникальность своего пути, так и не смог подобно Японии, Сингапуру, Тайваню, Гонконгу, оседлать «коня прогресса» и избавиться пусть от модифицированной, но неэффективной в наше время вотчинно-государственной системы.

В арабских государствах аравийского полуострова, «прыжок из архаики в модерн» происходил столь стремительно, что вызывал культурный шок у местного населения (это неудивительно, поскольку в середине века во многом здесь царил родоплеменной строй). Амортизировать его и во многом «обуздать» шокирующие инновации, помогло жесткое следование религиозным предписаниям, которое эффективно поддерживала авторитарно-монархическая по большей части государственная система (Саудовская Аравия, Катар, Кувейт, Бахрейн, Оман, ОАЭ). Здесь монархи обладают полной властью, они не подконтрольны и неподотчетны государственным конституциям, а их персоны являются священными и неприкосновенными. В то же время сама идея монархии в национальных традициях арабов выражает идею единства нации и преемственность традиции.

Обладание огромными природными ресурсами, в первую очередь, нефтью и газом, позволило этим странам, по сути, не меняя вотчинно-государственную систему и во многом традиционное общество, провести индустриализацию экономики и существенно повысить уровень жизни населения. Однако такая крайне узкая и избирательная модернизация не могла привести эти страны к видимым структурным изменениям. В результате, здесь наблюдается поразительный синтез традиционной архаики с современностью. Когда, развитые и современные технологии соседствуют и контрастируют с архаичной общественной структурой, патриархальным политическим и культурным сознанием и мировоззрением элиты и всего общества. В результате, эти страны, несмотря на огромный поток нефтедолларов, так и не смогли к концу века, создать современное демократическое государство-общество и как следствие этого, не создали передовую рыночную инфраструктуру, многоотраслевую и инновационную промышленность, развитую систему науки и образования (в отличие от средневековья, мир так и не услышал об арабских ученых). Поэтому, арабский Восток, несмотря на внешний современный вид вступал в новое XXI столетие с отсталой политической и социальной, системами.

К концу века, капиталистическая модернизация на Востоке с учетом распада мировой социалистической системы становится господствующим трендом. Запад и только Запад, для Востока по прежнему, остается эталоном и образцом для построения современного восточного государства-общества. Но капиталистическая модернизация несет в себе много «восточных» черт. По прежнему, в экономике сохраняется большая доля госсектора, а наряду с частным предпринимательством огромную роль играет бюрократическая буржуазия. Ее представители во главе предприятий государственного сектора, как правило, тесно связаны с частным капиталом и действуют в интересах крупной, особенно монополистической, буржуазии. На деле происходит сращивание административного и крупнейшего частного капитала. Бюрократический капитализм фактически паразитирует и на развитии государственного и частного производства, не давая полноценно развиваться рыночной экономике, и подавляя в первую очередь, развитие малого и среднего бизнеса. По разным подсчетам, подобная «паразитическая» буржуазия уже в 1960-1970-х гг. присваивала до 30 % национального дохода в Индонезии и до 40%- в некоторых арабских странах./33 При этом, многие главы восточных государств-Садат в Египте, Сухарто в Индонезии, Маркос в Республике Филиппины- активно стимулировали процесс обуржуазивания бюрократии. Крупные чиновники, используя свое служебное положение, помимо взяток и прямых хищений из казны, ухитрялись торговать различными лицензиями, разрешениями, патентами, выдачей государственных кредитов, освобождением от налогов и т.п. Обращая все свои законные и незаконные доходы в капитал, бюрократия тем самым становилась бюрократической буржуазией, концентрируя в своих руках и власть и богатство. В целом ряде стран: Южной Корее (до 90-х гг.), Египте, Индонезии, Пакистане, Бирме, Ираке, Сирии и Алжире бюрократическая буржуазия пополнялась выходцами из армейской среды, образовывая там своеобразную военно-бюрократическую буржуазию. Таким образом, власть и собственность сливаются воедино, но в условиях уже новой капиталистической формации, в которой пребывают страны Востока в конце XX века. Все это говорит о том, что за исключением Японии и в большей степени, Южной Кореи, Тайваня, Сингапура, Восток к концу XX века, полностью преодолеть традиционную вотчинно-государственную систему, с ее неразделенностью власть-собственность так и не смог.